Б е р н и к. Невозможно!
Т ё н н е с е н. Да? А ты думаешь, почему все эти выжиги с такой охотой поддержали твой план? Думаешь, они не хотели сами нагреть на нем руки?
Б е р н и к. Невозможно, я сказал. В нашем малом обществе достаточно гражданственности, чтобы…
Т ё н н е с е н. Нашем? Ты оптимист и судишь других по себе, но такой искушенный наблюдатель, как я… Здесь нет ни одного, ни единого человека, за исключением нас, разумеется, кто бы держал идеалы высоко, как знамя. (Пятится в глубь сцены.) Уф, опять они!
Б е р н и к. Кто?
Т ё н н е с е н. Американцы наши, оба двое. (Всматривается вдаль.) А кто это с ними? Бог мой, с ними капитан «Индиан гёрл». Уф!
Б е р н и к. На что он им сдался?
Т ё н н е с е н. Одна шатия. И капитану бы рабами торговать или на море разбойничать, и про этих мы не знаем, чем они там занимались столько лет.
Б е р н и к. Послушай, я уже сказал – совершенно неправильно так о них думать.
Т ё н н е с е н. Ах да, ты же оптимист. О нет, снова они на нашу голову… вот что, пока не поздно, попробую я… (Идет к двери налево.)
Л о н а входит справа.
Л о н а. Эй, Хилмар, от меня сбегаешь?
Т ё н н е с е н. Вовсе нет. Я тут застрял, а у меня спешное дело к Бетти. (Уходит в дальнюю левую комнату.)
Б е р н и к (помолчав). Так что, Лона?
Л о н а. А?
Б е р н и к. Как я выгляжу в твоих глазах сегодня?
Л о н а. Как вчера. Одной ложью больше, одной меньше.
Б е р н и к. Ты видишь все в неверном свете. А где Юхан?
Л о н а. Скоро придет. Ему надо поговорить с одним человеком.
Б е р н и к. Ты, должно быть, поняла из вчерашнего, что, если правда выйдет наружу, моя жизнь кончена.
Л о н а. Поняла.
Б е р н и к. Само собой разумеется, я не виноват в преступлении, о котором в городе разошлись слухи.
Л о н а. Это понятно, само собой. Но кто украл?
Б е р н и к. Никто. Не было ни вора, ни воровства, ни гроша не пропало.
Л о н а. То есть?
Б е р н и к. Ни гроша не пропало, я сказал.
Л о н а. А слухи? Как возник этот позорящий Юхана слух, что…
Б е р н и к. Лона, мне кажется, с тобой я могу говорить не как со всеми. Я не хочу ничего от тебя скрывать. Возникновению этого слуха поспособствовал я.
Л о н а. Ты? И ты посмел оболгать человека, который…
Б е р н и к. Осуждая, не забывай, как тогда обстояли дела. Я вчера рассказал тебе. Вернувшись домой, я обнаружил, что мать безрассудно впуталась в несколько афер сразу, на нас одна за другой сыпались все возможные неприятности, семейная фирма дышала на ладан, зло как будто решило взять нас штурмом. Мной руководили отчаяние пополам с бесшабашностью. Лона, мне кажется, я начал интрижку, из-за которой Юхану пришлось уехать, просто чтобы забыться.
Л о н а. Хм…
Б е р н и к. Можешь себе представить, сколько слухов поползло, когда вы уехали?! Припомнили, что это не первая его выходка. Говорили, что Дорф получил круглую сумму в отступное за свое молчание и отъезд; другие утверждали, что денег дали ей. В то же время все видели, что наша фирма с трудом расплачивается по своим обязательствам. Понятно, что сплетники довольно быстро увязали одно с другим. Поскольку она осталась здесь и нищенствовала, то утвердилась версия, что он прихватил деньги с собой в Америку. И сумма все росла и росла.
Л о н а. А ты, Карстен?
Б е р н и к. Я ухватился за этот слух как за соломинку.
Л о н а. И подлил масла в огонь?
Б е р н и к. Я слухи не опроверг. Кредиторы не давали нам житья, мне надо было во что бы то ни стало успокоить их, чтобы у них не закралось и тени подозрений в надежности нашей фирмы: да, нас постигло несчастье, надо подождать, не наседать, мы со всеми непременно расплатимся.
Л о н а. И расплатились?
Б е р н и к. Да, Лона. Этот слух спас наше семейное дело и обеспечил мне мое сегодняшнее положение.
Л о н а. То есть твое положение обеспечено ложью?
Б е р н и к. Кому она тогда навредила? Юхан не собирался возвращаться.
Л о н а. Ты спрашиваешь, кому навредила ложь? Загляни в свою душу – а она не пострадала тогда?
Б е р н и к. Кому в душу ни загляни, всегда найдешь червоточину, которую человек красиво замазывает.
Л о н а. И вы называете себя столпами общества!
Б е р н и к. Лучшей опоры у общества нет.
Л о н а. А зачем ему опоры, для чего поддерживать такое общество? Что здесь в чести? Ложь и уловки, больше ничего. Вот ты, лучший человек города, благоденствуешь в роскоши и счастье, в силе и славе, а ведь ты опорочил невинного человека, ославил его как преступника.
Б е р н и к. Думаешь, я недостаточно глубоко осознаю, что обошелся с ним несправедливо? Думаешь, я не готов это исправить?
Л о н а. Как исправить? Ты расскажешь правду?
Б е р н и к. И ты могла бы это потребовать?
Л о н а. А как еще можно исправить такую несправедливость?
Б е р н и к. Я богат, Лона. Юхан может потребовать сколько хочет…
Л о н а. Отлично. Предложи ему денег и послушай, что он тебе ответит.
Б е р н и к. Ты знаешь, какие у него планы?
Л о н а. Нет. Он молчит со вчерашнего дня. Все это в одночасье превратило его во взрослого зрелого мужчину.
Б е р н и к. Я должен с ним поговорить.
Л о н а. Вот и он.
Справа входит Ю х а н.
Б е р н и к (делает движение ему навстречу). Юхан!
Ю х а н (уклоняется). Начну я. Вчера я дал тебе слово молчать.
Б е р н и к. Да, ты дал слово.
Ю х а н. Но тогда я еще не знал…
Б е р н и к. Юхан, позволь мне в двух словах объяснить тебе суть дела.
Ю х а н. В этом нет нужды. Я все отлично понимаю. Фирма в ту пору была в тяжелом положении, я уехал, мои беззащитные имя и репутация оказались в твоем распоряжении. Я не очень виню тебя, мы были молоды и легкомысленны. Но сейчас мне необходима правда, и ты должен заговорить.
Б е р н и к. Как раз сейчас мне необходим весь мой моральный, весь нравственный авторитет, поэтому сейчас я заговорить не могу.
Ю х а н. Я не принимаю близко к сердцу байку о моих похождениях, которую ты породил. Но за то, другое, ты должен взять вину на себя. Дина станет моей женой, я собираюсь остаться и строить с ней жизнь здесь, в городе.
Л о н а. Ты решил так?
