Б е р н и к. С Диной? Как законной женой? Здесь в городе?
Ю х а н. Да, именно здесь в городе. Я хочу поселиться тут назло клеветникам и сплетникам. Но я не смогу добиться Дины, ты должен меня освободить.
Б е р н и к. Ты понимаешь, что признавшись в одном, я тем самым возьму на себя и второе? И не говори, что по бухгалтерским книгам видно, что деньги не пропадали. Ничего не видно, потому что наши бухгалтерские книги тогда велись кое-как. Но даже если бы я мог предъявить цифры, чего бы я этим добился? Я все равно буду выглядеть как человек, который спас себя неправдой и который пятнадцать лет позволял этой неправде и всему, что на нее наслоилось, спокойно укореняться, пальцем не пошевелил, чтобы этому помешать. Ты наверно забыл, как устроено местное общество, иначе понимал бы, что со мной в ту же секунду будет покончено раз и навсегда.
Ю х а н. Я могу сказать тебе только, что возьму дочь мадам Дорф в жены и буду жить с ней здесь, в городе.
Б е р н и к (вытирает пот со лба). Послушай меня, Юхан – и ты тоже, Лона. Я сейчас, как раз в эти дни, нахожусь в положении чрезвычайном. Настолько, что, если вы нанесете мне этот удар сегодня, вы меня уничтожите. Но не только лично меня, а еще и великое и благое будущее этого общества, которое все же остается вашим отчим домом.
Ю х а н. А если я не нанесу тебе этот удар, то собственными руками уничтожу свое будущее и свое счастье.
Л о н а. Продолжай, Карстен.
Б е р н и к. Тогда выслушайте меня. Суть дела в железной дороге, и с ней все гораздо сложнее, чем вы думаете. До вас наверняка дошли рассказы, что в прошлом году обсуждалось строительство приморской железной дороги. За прокладку ее вдоль моря ратовали многие люди с именем и весом и в городе, и в округе, и в прессе. Но я сорвал этот план, потому что он угрожал прибрежному пароходному сообщению.
Л о н а. А в прибрежном пароходном сообщении ты заинтересован лично?
Б е р н и к. Да. Но никто не рискнул заподозрить тут связь, мое почтенное имя послужило мне защитой. К слову сказать, сам я лично выдержал бы потери из-за дороги, а город – нет. В итоге было решено вместо прибрежной строить дорогу через внутренние районы. Как только такое решение было принято, я принялся тишком проверять, нельзя ли заодно проложить боковую ветку к нам в город.
Л о н а. А почему тишком, Карстен?
Б е р н и к. До вас дошли слухи о сплошной скупке лесов, рудников и водопадов?
Ю х а н. Да, какая-то пришлая компания…
Б е р н и к. Сейчас вся эта собственность в разных руках, разбросана неудобно, так что владельцы никакой ценности в ней не видят и продавали относительно дешево. Если бы хозяева предполагали, что к ним придет железная дорога, они бы взвинтили цены.
Л о н а. Понятно. И что?
Б е р н и к. И вот мы дошли до того, что может быть воспринято двояко и на что в нашем обществе может пойти только всеми уважаемый человек с незапятнанной репутацией, которая станет ему опорой.
Л о н а. И?
Б е р н и к. Все скупил я.
Л о н а. Ты?
Ю х а н. На свои деньги?
Б е р н и к. На свои. Если к нам проложат дорогу, я стану миллионером, а не проложат – разорюсь.
Л о н а. Это рискованно, Карстен.
Б е р н и к. Я рискнул всем своим состоянием.
Л о н а. Я подумала не о состоянии. Но когда эта афера откроется…
Б е р н и к. Да, это узловой вопрос. С безупречной репутацией, которая была у меня до сих пор, я мог взять все на себя: выйти к согражданам и сказать – посмотрите, на какой риск я пошел ради блага общества.
Л о н а. Общества?
Б е р н и к. Да, и ни один человек не усомнился бы в моих намерениях.
Л о н а. Но в городе есть люди, которые, не в пример тебе, действуют открыто, без задних мыслей, не ищут личной выгоды.
Б е р н и к. Кто?
Л о н а. Руммель, естественно, и Санстад, и Вигеланн.
Б е р н и к. Чтобы заручиться их поддержкой, я вынужден был взять их в долю.
Л о н а. Да?
Б е р н и к. Они выговорили себе пятую часть прибыли.
Л о н а. Ох уж эти столпы общества!
Б е р н и к. Но разве общество не само вынуждает нас ходить кривыми дорожками? Что бы произошло, действуй я открыто? Все бы кинулись в это предприятие, растащили, раздробили, извратив и испортив все дело. В городе нет ни одного человека, за исключением меня, кто может стать во главе предприятия такого размаха. Вообще у нас в стране только приезжие понимают что-то в большой коммерции. Так что в этой части совесть моя чиста. Только в моих руках это благодатное дело долго и надежно будет давать хлеб насущный многим людям.
Л о н а. Думаю, Карстен, в этом ты прав.
Ю х а н. Этих многих людей я не знаю, а счастье моей жизни поставлено на карту.
Б е р н и к. На карту поставлено и процветание твоего родного города. В нашем обществе легкомысленные юношеские эскапады не прощаются. Сограждане прощупают и пронюхают всю мою жизнь, найдут тысячу мельчайших проступков, истолкуют и перепишут их в свете разоблачающих меня откровений. Меня задавят насмерть сплетнями и пересудами. Меня вынудят выйти из железнодорожной концессии, а без меня она рухнет. И мою гражданскую смерть довершит финансовый крах.
Л о н а. Юхан, раз так, ты должен уехать и молчать.
Б е р н и к. Да, Юхан, да – ты должен!
Ю х а н. Хорошо, я промолчу и уеду. Но я вернусь и тогда заговорю.
Б е р н и к. Юхан, останься там за океаном и молчи, а я готов делиться с тобой…
Ю х а н. Оставь свои деньги себе, а мне верни имя и честь.
Б е р н и к. Пожертвовав моими?!
Ю х а н. Выпутывайтесь сами, ты и твое общество. А я могу и хочу получить Дину, и получу. Я уеду завтра на «Индиан гёрл», но…
Б е р н и к. На «Индиан гёрл»?
Ю х а н. Да, капитан обещал взять меня. Съезжу, продам там ферму, завершу дела и вернусь через два месяца.
Б е р н и к. И тогда заговоришь?
Ю х а н. Тогда виновный должен будет сам признаться.
Б е р н и к. Ты забыл, что тогда мне придется взять на себя и то, в чем я не виноват?
Ю х а н. А кто пятнадцать лет назад нагрел руки на этой позорной байке?
Б е р н и к. Не загоняй меня в угол! Если ты заговоришь, я от всего открещусь! Скажу, что это заговор против меня, месть, что ты приехал вымогать у меня деньги.
Л о н а. Стыдно, Карстен!
Б е р н и к. Положение мое отчаянное, и я буду биться насмерть. От всего открещусь, от всего!
Ю х а н. У меня есть два твоих письма. Я нашел их в чемодане среди бумаг. Утром я перечитал их – из них все ясно.
