Тётя Настя взяла гуся и пошла его тут же у костра щипать.
– Они пьяные опять, – сказала Еся и осеклась, даже за рот себя, говорливый, схватила.
– Ты откуда знаешь? – тут же резко удивился Юрий.
– Так они… – Еся глянула виновато вниз, – ты же ругаться будешь?
– Что они?
– Они пьяные подходили туда… – она головой кивнула, – где я рыбу била… пьяные дураки.
Она повернулась к нему, руки развела в стороны и опять посетовала:
– Ну, вот как тебе говорить? Ты же бешенный? Ты же сейчас пойдёшь и застрелишь кого-нибудь? Как мне тебе что-то говорить?
– Никого я не застрелю. Куда они подходили?
– Туда, – махнула Еся по-женски рукой в сторону, – я там как раз щокура взяла, а тут они… этот приставал… – Еся быстренько уткнулась лицом ему в грудь и попросила, – только ты обещал…
– И что? – нетерпеливо и едва сдерживаясь, спросил Юрий.
– Да ничего, – Еся плечами пожала, – хочешь, поцелую? При всех?
– И что было?
– Ничего не было. Григории ему по морде засветил… и второму тоже… по башке!
– Григории? – даже опешил Юрий от таких действий Григорича, – Как это?
– Так, – она простодушно пожала плечами, глаза вытаращила, – дрыном!
Едва Еся попробовала рассказать милому историю ловли рыбы, как с той стороны, где вся эта история произошла, появились дядя Гена и его лучший друг Лёха. Оба шли громко, важно и очень героически. Дядя Гена «в хвост и гриву» полоскал все северные народы России, особенно народ коми и его представителя в лице Григорича. Их ещё не было видно за кустами тальника, но было уже хорошо слышно на оба костра:
– Ну, всё! Я этого комяка… я его дважды застрелю! Дважды, мелким дробом! Ну, козёл, ну, козёл!.. Меня?! По лицу поленом?! Ну, сучок!! Морда комяцкая!
– А я его добью, скотину! У меня шишак на башке теперь – вот!
Юрий быстро Есю за себя поставил одной рукой, другая сорвала ружейный ремень с плеча, и бокфлинт мгновенно посмотрел стволами на место, откуда должны были появиться дядя Гена и Лёха.
Но те вышли ближе к своему костру. Первым вышел, как и положено, дядя Гена, вторым Лёха. Дядя Гена был мокрый с ног до головы. Влажная одежда блестела на солнце. Сухой Лёха нёс куропаток и махал ими, как булавой. Оба были ещё больше нетрезвы, скорее всего «лечились» настойкой элеутерококка, когда очнулись.
Быстро подойдя к своему потухшему кострищу, дядя Гена для начала оглянулся, увидел так и спящего Костика, свернувшегося на солнышке в калачик, посмотрел на соседний костёр, сразу увидел Юрия, Есю, тётю Настю, злоба вырвалась наружу, он с силой пнул ботинком Костика куда-то под зад, да так пнул сильно, что тут спросонья просто взвыл.
– Что развалился, пёс? – крикнул дядя Гена, – Мы тут всю тундру излазили, жратухи тебе искали! Где костёр, где огонь, свинья?! Почему не горит?! Что ты дрыхнешь, подонок? Я тут… уже всю тундру… мы тут!.. Сволочь! – плюнул он в Костика, – Быстро вон за водой и костёр делай! Мы своё сделали!..
– Да! – тут же согласился Лёха, – Мы своё сделали! Пш-шёл за водой!
Дядя Гена остановился. Костик недовольно поднялся, заспанными глазами посмотрел на обоих, ничего не сказал, взял котелок и пошёл к реке.
Со стороны дальнего леса к костру вышли моторист Фёдор, тащивший на себе большой сухой ствол лиственницы, а за ним Григория со стволом поменьше на плече. Едва их фигуры показались и стали хорошо видны, дядя Гена прикинул на глаз – сколько до них? Метров пятьдесят?.. Тут же рука его схватила ружьё, клацнул затвор, патрон вошёл в патронник, дядя Гена прицелился, непонятно в кого, просто прицелился и увидел, что у него на мушке человек… ах, если бы сейчас этот человек его как-то обозвал?.. Ах, если бы сейчас этот человек хоть как-то проявил к нему неуважение… Он уже потянул на себя спусковой крючок оружия, он уже слышал, как взрывается боеприпас в стволе, как свинец летит в человека… рука его дрогнула, кто-то внутри него спросил: «Убьёшь?..»
Друг Лёха промолчал. Друг Лёха стоял и ждал, когда друг Гена убьёт Григорича. А даже если и убьёт? В конце концов, не он же убьёт? Не ему отвечать. А этот… этот комяк и в самом деле… Вон как его по голове приложил! Ему кто разрешал его, Лёху, по голове бить? У него откуда такое право, а?..
Однако просто так спустить деду Григоричу его непозволительное поведение дядя Гена не мог. Плюнув под ноги самому себе, он клацнул затвором ружья, из патронника вылетел не стреляный патрон, упал на землю, дядя Гена опять сплюнул, чертыхнулся, матюгнулся, сказал:
– На кой я всё это?! Заряжено ведь!
И здесь, явно сорвавшись на обиде от старика, явно перегнув злобой свой характер, махнул рукой Лёхе, призывая следовать за собой, решительно направился к костру соседей, куда уже подходили Григория и моторист Фёдор. Шёл Гена наобум. Цели не знал. Знал лишь то, что его обидели. За это и хотел спросить.
Получилось так, что все подошли к костру одновременно: с одной стороны дядя Гена с Лёхой, с другой стороны Григория с Фёдором, посередине был костёр, у него сидела, ощипывая гуся, тётя Настя, рядом стояли Юрий и Еся.
– Мне, понимаешь, по хрен, есть у тебя ружьё или нет! – сразу крикнул дядя Гена Юрию, обозначая свою позицию, – Я всё равно этого комяка застрелю! Или пусть тут при всех вон извиняется, сапоги мне лижет… берцы мои! – здесь он увидел глаза Еси и крикнул уже ей, – А ты что вылупилась? Тебя не спрашивают! В общем, так! – рубанул он свободной от ружья рукой, – Или вы мне деда отдаёте, или…
– А я не портфель! – вдруг громко и вызывающе сказал Григория, – Чтоб меня отдавать!
И с этими словами сбросил с себя высохший ствол дерева.
Дядя Гена на какое-то время замялся, никак не ожидая от Григорича такой строптивости, и, скорее всего, думая: стоит ему как-то договориться с Юрием, и вопрос будет решён. Дядя Гена, как человек не слишком образованный, всегда мыслил такими категориями, что в жизни есть сила, а за силой стоит и решение. И если сила у тебя, то и решение у тебя, но если силы две, то стоит договориться или припугнуть другую силу и решение опять-таки у тебя! Но здесь ситуация дала сбой. Григория не подчинился никакой силе. Он стоял крепко на ногах, чуть расставив их, и сейчас даже для своего семидесятилетнего возраста выглядел полноценным, здоровым мужиком. За поясом у него был небольшой топор Юры, которым они рубили сучья и сухостой. Григория вытащил его из-за пояса и спокойно опустил вдоль тела, крепко сжав в руке, потом сказал вновь:
– Ну, так… забирай меня? – подумал что добавить, но удивительная внутренняя культура северных людей не дала ему сказать грубого слова, потому он произнёс не совсем то, что все ждали:
– Плохой, пьяный человек!
Дядя Гена стоял и не понимал – а как он сейчас будет забирать Григорича? За шиворот? И что? Куда потом? Тащить к своему костру? А вдруг он топором рубанёт? А если не рубанёт, струхнёт и позволит себя утащить… там что? Бить? Просто бить? Сколько лет этому седому?.. Молчание опять затянулось. Юрий, смотря ровно в глаза дяде Гене, громко усмехнулся. Григория, который был здесь на голову ниже всех ростом, в глазах Юрия сейчас превратился в некого былинного богатыря с булавой в руке.
