– Знаешь, что, моя дорогая, не знаю, что у тебя случилось, что произошло, но могу сказать только одно: от себя не убежишь и не скроешься. Хочешь вернуться в нормальное состояние, надо либо признать, что то, что произошло – то произошло, либо попробовать сделать из этого полезный вывод на будущее. Жизнь ещё не закончилась, и впереди могут быть ещё ошибки, чтоб их избежать, можно опереться на опыт прежних ошибок.
Ксюша остановилась. Метаться перестала. Села в кресло, глянула на маму, сказала просто, словно никаких переживаний и не было минуту назад:
– Я с парнем познакомилась случайно… уже давно… он потом пригласил с родителями знакомиться… точнее, родители хотели познакомиться со мной.
– И что? Не подошла?
– Да нет, как раз, вроде, и наоборот. Дело не в этом. Они живут в собственном доме. Кирпич. Два этажа. Двор гранитной плиткой выложен. Гараж, одна машина, вторая машина. Обед на фарфоре. Десерт на хрустале.
– Ну зачем тебе всё это? – удивилась мать, – Тебе не двухэтажный дом нужен, а семья с приличным мужем и двумя детьми.
– Да дело в том, что парень… Андрей этот, он как раз наоборот, он говорит, что всё это не его, а его родителей, а своё он сам заработает.
– Кем он работает?
– Пока никем, только армию отслужил.
– Ну… – засомневалась мать, – говорит хорошо.
– Хочет ехать поступать в институт на очное.
– А ты?
– А я? А ты? Одна останешься?
– За меня волноваться рано, – резонно сказала мама, – отучишься, вернёшься, я только рада буду. Денег тебе дам. Езжай с ним, если действительно в институт.
– Мама!
Ночью Ксюше не спалось. Отчего-то тот ответственный момент в жизни, когда она отдавалась взрослому человеку на шёлковых простынях, сейчас вспоминался столь резко и отчётливо, что было просто до боли противно, и больше ничего. Целый год она даже особенно и не вспоминала об этом случае. Ну, отдалась, ну так и положено. В конце концов, она же девушка, девушкам и положено отдаваться тем, кому они считают нужным, кто нравится, кто, на их взгляд, этого заслуживает или просто кому хочется отдаться… Что уж здесь особенного? Целый год она не вспоминала этот эпизод из своей жизни. А если и вспоминала, то как-то вот в таком разрезе… как бы это… вот если что захочу, то добьюсь своего в любом случае… Вот как тогда. Тот мужчина тоже сначала рожу воротил, причём воротил не потому, что она ему не нравилась, а потому, что, видите ли, нравственен он больно… ага… видели мы таких. А как девчонка сама разделась, так сразу и полез целоваться. Впрочем, тогда он ей казался самым героическим человеком… как же – ведь спас! А? Без него замёрзла бы просто на том дожде. Дождь и в самом деле был жутко холодный, и она и в самом деле жутко замёрзла и никто, никто не остановился. Странно. Вот только этот. Почему он? Почему именно тот, у кого и дом двухэтажный, и машина «Лексус», и постель из шёлка?.. А вот теперь он уже не казался героем, просто мужик, который нравственность имеет лишь для вида своего, не более, и то, когда ему надо, вся нравственность в трусах остаётся. А трусы скинул и… свободен от нравственности! Только халат на ней распахнулся, так и супругу любимую забыл и детей двойняшек и, наверное, кучу своих любовниц… Ладно, сама виновата. Сама хотела, сама получила, что хотела. Теперь бы вернуть время да отдаться по первой и в самом деле однокласснику в подъезде, всё легче было бы, списала бы на дурость юную, да и на гормоны в придачу. А здесь? Здесь она поступила целенаправленно, и она это сейчас прекрасно понимает. И вот именно эта целенаправленность сейчас отчего-то так мучила её, так терзала, что она год назад поступила как молодая, юная, несовершеннолетняя шлюха… шлюха, да… отдалась не просто так, а вот на шёлковых простынях, когда её на «Лексусе» привезли домой… Да чтоб вы сдохли!
А теперь Андрей. А что Андрей? Белый пароход. Смешно. Никто уже не сможет в её жизни стать этим белым пароходом. Никто. Потому как поступок совершён. Лучше бы она его не встречала тогда на пляже. Может, тогда и не вспомнила бы этот эпизод? Почему-то Оксане казалось, что именно Андрей со своим спокойным, чуть грустным видом, скромностью и бережным отношением к ней, именно он заставил её вспомнить… Так что получается – это он виноват? Не было бы Андрея, так… Тогда надо просто забыть его, и всё забудется, всё пройдёт, и жизнь не будет дёргать сознание, словно она совершила бог знает что! Забыть, забыть, забыть. А как же мама? Мама знает, что говорит – от себя не убежишь. Вспомнилось, значит, уже не забудется. Может, надо сходить к психологу? Нет. Ещё чего: рассказывать какому-то мужику в халате, что там у неё в девичестве случилось и как она теперь к этому относится! В церковь пойду, на исповедь – решила она совсем внезапно.
В эту же субботу Ксюша сходила в церковь и там, под покрывалом священным, что ей набросили на голову, рассказала совсем молодому священнику, что у неё случилось и что она сейчас обо всём этом думает, и как она о себе думает. Рассказала так, словно всё всю ночь учила наизусть… словно… просто стыдно было. Священник, на её удивление, не улыбался гадко, не сластил губы, а очень серьёзно выслушал, долго объяснял совсем простыми словами, а потом что-то совсем тихо сказал, она расслышала только одно слово, как с неба упало:
– Прощаются…
Ксюша вышла из храма в каком-то непонятном и до сих пор не ведомом состоянии приподнятости духа, вот как будто вокруг висели радуги, а она шла под ними и больше ничего… Пустота, чистота. И сознание как очистилось. Ксюша посмотрела на кресты храма Петра и Павла, неумело, совсем неумело перекрестилась и сказала:
– Ну, я и не знаю… спасибо… или как? Спасибо, – тихо прошептала и быстро пошла домой.
Дома, первое время, она была в столь приподнятом настроении, что казалось, с плеч свалилась страшная тайна, мучившая её долгие годы. Она даже хотела сама позвонить Андрею, предложить погулять вечером по городу. Однако потом передумала, решив, что поговорит с Андреем, когда уже действительно будет уверена в том, что прежнее душевное состояние вернулось полностью, и в сознании ничего не сидит острой занозой тяжких воспоминаний.
Сейчас, когда весь этот непонятный для неё психоз прошёл, она вновь вспоминала свою встречу с тем мужчиной. Вспоминала и уже не находила в своём поведении какого-либо распутства или, тем более, продажности. Что ж случилось тогда, когда Андрей лишь упомянул, что его семья и он живут в отдельном коттедже? Ей тогда показалось, что её ведут в этот коттедж с одной определённой целью, которая вдруг стала до того мерзкой для неё, мерзкой и скотской, что мозг сразу отверг любую положительную черту в этой затее – знакомиться с родителями. Ведут знакомиться с родителями, словно овцу какую-то. Почему так произошло, Оксана не могла сейчас понять. Может, потому, что она считала Андрея человеком порядочным и даже где-то через чур порядочным, что ему даже защита какая нужна от общества?.. А рядом с порядочными людьми, ох, как хочется быть вровень, как хочется выглядеть не хуже, не хуже, понимаете?.. Может, она так считала, потому что решила, что только её действия спасли парня от расправы на пляже? Может, это породило у неё какую-то ответственность за него? Глупо. Парень всё же в армии отслужил, в какой-то пехоте морской. Что за пехота такая? Вот если бы десант!.. Тогда бы не она его спасала, а он её… вот бы он её спас?.. Нет. Хватит её спасать. Спасали уже один раз. Достаточно.
