– Ты поэт, малыш?
– В душе я пират, капитан! – отчеканил Джонни. – Надеюсь, вы умеете держать слово?!
– Капитан Корноухий всегда держит слово! – ухмыльнулся главарь пиратов. – Так что добро пожаловать на судно, Воробушек! Эй, Железный Коготь!
– Да, капитан! – Телохранитель Корноухого вырос за спиной Джонни и нагнулся, приготовившись вышвырнуть мальца за борт.
Однако капитан сильно его удивил:
– Внеси юношу в судовую роль… И предупреди Кис-Ки-Сэя, что, начиная с этого ужина, еды должно хватать еще на одного члена команды!
В капитанской каюте их осталось трое: ошалевший от счастья Воробушек, капитан Корноухий и его верный телохранитель Железный Коготь. Воробушек только теперь понял, почему пират носит такое страшное прозвище: на каждой его лапе блестело по четыре огромных острых когтя. Каждый размером с тесак Кис-Ки-Сэя.
– Когда я был несмышленым котенком вроде тебя, – объяснил пират, видя, что малыша разбирает любопытство, – хозяин обрезал мне когти, чтобы я не портил мебель. Но пират без когтей – что пушка без ядер. Пришлось сделать железные. И если я тебя зацеплю, поверь, ты позавидуешь рыбам, которых выловили на ужин!
Джонни ощутил холодок, пробежавший по спине, а пират беззлобно рассмеялся, радуясь удачному сравнению.
– Но теперь, когда ты в команде, – ласково обратился к Воробушку Корноухий, – Железный Коготь тебе не страшен. Если, конечно, ты не вздумаешь бунтовать.
– Да, тогда уж точно берегись! – подтвердил пират. – Можно сказать, я обязан капитану жизнью! Когда хозяину надоело меня кормить, моя судьба была решена: в мешок – и в воду! Я уж и не надеялся спастись. Но капитан выловил мешок и вытряхнул меня на палубу «Ночного кошмара». Так что знай: с тех пор и до конца моих дней капитана охраняют железные когти!
Для наглядности преданный телохранитель смазал по столу лапой. На столешнице образовались четыре царапины глубиной сантиметра в три, не меньше.
– Да я, в общем-то, и не собирался бунтовать, – пробормотал Воробушек. Надо отдать Джонни должное: никто из присутствующих не заметил, что ему стало не по себе. – Наоборот. Можно сказать, я также вам признателен. Ведь и мою жизнь вы спасли, избавив от незавидной участи – быть младшим матросом на судне «Коты и котлета».
– «Коты и котлета»? – переспросил Корноухий, поглаживая усы. – Что-то знакомое… Подожди-ка, Воробушек, а не та ли это дырявая посудина, что принадлежит Тициану Великолепному?
– Ему самому.
– И что, ты хочешь сказать, что эта лоханка находится где-то поблизости?
– В полумиле от нас, капитан!
– Ах, какая удача! – воскликнул Корноухий, потирая лапы. – Железный Коготь, ты помнишь Тициана Великолепного?
– Как же не помнить, капитан! – проворчал пират. – Этот малый задолжал мне пятнадцать золотых, когда играл со мной в рыбные кости! Жадность застилала ему глаза, поэтому дурачок всегда проигрывал. А потом сбежал, вместе с деньгами…
– А как ты думаешь, Железный Коготь, не пришла ли пора навестить нашего приятеля?
– И забрать должок? – загоготал пират. – Да самое время!
– Я бы сказал – два должка! – возразил Корноухий и уточнил у Джонни: – Сколько месяцев ты болтался на его дуршлаге, дружище?
– Полгода, капитан!
– Пятнадцать золотых Железного Когтя и шесть золотых Воробушка – это сколько же получается? Что-то около пятидесяти золотых, не так ли?
Воробушек и Железный Коготь дружно закивали.
– Ну что ж, – подытожил Корноухий, – пока есть время, заглянем в гости к Тициану!
Глава седьмая
Перевоспитание Тициана
В шлюпке, отчалившей от пиратского судна, сидело пятеро. И уж поверьте, в бухте давно не видели более живописного зрелища!
Капитан Корноухий собственной персоной, в шляпе с развевающимся пером, грозно возвышался в центре. Его телохранитель Железный Коготь, сидя на носу, точил металлические когти. Весельчак и Снежок лихо вертели веслами. Лодку швыряло из стороны в сторону.
– Раз-два, раз-два, – пытался помочь им пятый пассажир. (Это был не кто иной, как Джонни, окрещенный пиратами Воробушком.)
Но если Весельчак загребал веслом на счет «раз», то Снежок загребал на счет «два». А Джонни оставалось только крепче держаться за борт шлюпки, которая, несмотря ни на что, неслась к «Котам и котлете» со скоростью пушечного ядра.
– Сбежать надумала? От меня? – возмущался в это время ничего не подозревающий Тициан. Он расхаживал по каюте из угла в угол и швырял укоризненные взгляды на промокшую Дженифыр. – От меня! От своего благодетеля!
– Тоже мне, благодетель! – фыркнула Джен. – Никогда не видела такого труса! И жадину! Я просила вас взять меня на борт, а не продавать дикарям! Вы нагло похитили меня. И поступили подло. Нечестно и неблагородно, вот!
– Ах нечестно?! А честно было убегать от меня? Ну пожила бы немножко у дикарей. А потом бежала бы себе на здоровье. Так нет же! Из-за тебя я лишился хорошего матроса. Он экономил мне уйму денег! И где я теперь такого найду?
Джен стояла, насупившись. Ей совсем-совсем не хотелось спорить с Тицианом. Понятно же: он считает себя самым честным торговцем во всем Кошачьем море! Достучаться до его совести невозможно.