Нужно следить за собой. Нужно сохранять спокойствие.
– А вы и вправду очень умны, доктор Бэннер. – В разговор Брюса и МакГейла вклинился новый собеседник. Искажённый голос доносился из жестяного громкоговорителя, установленного на металлической стойке рядышком с конвейером.
– Виндем? – спросил Бэннер.
– Доктор Бэннер. Вы прекрасно знаете, что я больше не пользуюсь этим именем. Оно совершенно устарело.
– Виндем, чего тебе надо?
Из динамика послышался треск. Бэннер готов был поклясться, что на заднем плане играла музыка. Какая-нибудь известная мелодия, популярная лет сто назад.
– Должен признаться, – вновь оживился динамик, – что поначалу я ожидал всяческих неприятностей, когда мне доложили о вашем приезде в Мадрипур. Вы несёте с собой проблемы, которых я обычно предпочитаю избегать. Но затем я понял, что вы, наоборот, дарите мне прекрасный шанс.
– Виндем?
– Часики тикают, доктор. Нужно ловить момент. Ловить момент, пока он ещё есть.
В дальнем конце помещения с грохотом стала открываться раздвижная дверь, и пространство залил яркий свет, на фоне которого появились смутные фигуры.
– Сохраняйте спокойствие, док, – посоветовал МакГейл, пытаясь подняться. В соседних клетках зашевелились другие узники. Некоторые стонали, другие что-то лепетали на местном языке.
На потолке прямо над рядами клеток распахнулся люк. Внутрь хлынул дневной свет.
Сверху спрыгнул гибрид человека и кошки и приземлился на верхушке одной из клеток. Её обитатель завизжал от ужаса, и очень быстро его настроение передалось соседям. Получеловек-полукот зашипел на них, а затем начал перепрыгивать с клетки за клетку, двигаясь в сторону Бэннера.
Кот добрался до цели. Бэннер взглянул наверх. На него уставились большие жёлтые глаза. Раздалось шипение.
– Отвали, чудище! – закричал МакГейл.
– Не провоцируй его, МакГейл, – успокаивающе произнёс Бэннер, вытянув вперёд руку и не сводя глаз с кота. Тот продолжал сверлить Брюса своими глазищами.
В этот момент до клеток добрались новые существа, воспользовавшиеся менее экзотичным входом. Впереди шёл собакоид из подворотни. Следом тащились маленькая помесь человека с крысой и приземистое существо, в котором угадывались обезьяньи гены.
Узники затихли. Бэннер буквально чуял их страх.
Собакоид зарычал, и человек-крыса поспешил достать пульт управления, висящий на ближайшей колонне. Собакоид в нетерпении схватил пульт и нажал на кнопку. С глухим звуком запустился электрический мотор, и древняя лента конвейера поползла вперёд, покачивая цепями. Двигалась лента с черепашьей скоростью.
Собакоид дождался, пока клетка с Бэннером поравняется с ним, и нажал на кнопку. Мотор остановился. Коталюд сцапал висящие цепи и прикрепил их к металлическому крюку на верхушке клетки Бэннера.
– Док… – начал МакГейл, в его голосе ощущалась нескрываемая тревога.
Он вцепился руками в прутья своей клетки, не отрывая взгляд от Брюса.
– Всё в порядке, МакГейл, – заявил Бэннер, пытаясь сохранять спокойствие. – Всё хорошо. Пожалуйста, не надо нервничать, если не хочешь, чтобы я начал.
– Может, вам пора начать нервничать? – спросил МакГейл.
Бэннер вздрогнул. По позвоночнику прокатилась волна тепла, а краешком глаза он заметил сгущающуюся зелёную тьму. Усилием воли отогнал её подальше.
– Нет, МакГейл, – очень аккуратно выговорил он, размеренно дыша. – Никогда так не говори. Никогда. Даже думать забудь. Нам это не нужно. Никому это не нужно.
– Но, док…
– Пожалуйста, МакГейл.
Собакоид нажал на другую кнопку. Лебедка подъёмника завизжала, а завращавшийся барабан натянул цепь. Клетка пришла в движение, и Бэннер попытался сохранить равновесие. Поначалу клетка качалась по сторонам, а затем слетела с конвейерной ленты. Собакоид и обезьяноподобное существо подошли к ней с обеих сторон, чтобы выровнять. Собакоид не нажимал на кнопку, пока клетка не оказалась в точности под подъёмником. Затем включил снова и дождался ещё нескольких поворотов барабана. Только потом включил. К этому моменту клетка с Бэннером медленно покачивалась метрах в пяти над полом. Коталюд всё ещё сидел сверху. Собакоид нажал ещё одну кнопку, и подъёмник снова двинулся по своей закопчённой трассе. Клетка качалась из стороны в сторону, и Бэннеру приходилось держаться за прутья решётки, чтобы не упасть.
– Док! – кричал позади МакГейл. – Док!
– Всё в порядке, МакГейл, – крикнул в ответ Бэннер.
Другие заключённые снова пришли в возбуждение. Некоторые рыдали. Остальные вопили и молили о пощаде, протягивая руки сквозь прутья.
Собакоид вместе со своими спутниками двигался следом за клеткой. Не останавливаясь, рыкнул на заключённых, и вопли мигом стихли. Подъёмник доехал до конца дороги, и собакоид опустил клетку на заранее подогнанную тележку. Коталюд отцепил цепи и спрыгнул вниз. Вчетвером Новые Люди подняли тележку с грузом по проржавевшей металлической рампе и завезли в потрёпанный лифт, но сами остались снаружи.
Собакоид опустил решётку лифта и зыркнул на Бэннера.
– И что теперь? – спросил Брюс.
Собакоид просунул руку сквозь прутья решётки и бросил ему ключ. Он ударился о прутья клетки и упал вниз.
– Что? – спросил Бэннер.
Человек-крыса ткнул по кнопке на стене. Раздался глухой щелчок, и лифт медленно поехал вверх. Бэннер не отрывал взгляд от четырёх Новых Людей до тех пор, как они не скрылись из виду. Затем Брюс уставился в тёмную, слизистую стену, вдоль которой скользил лифт.
Бэннер старался дышать ровно. Протёр рот рукой и взъерошил волосы.
Успокойся, успокойся, успокойся.
С глухим стуком лифт остановился. Сквозь решётчатую дверь внутрь просачивалось что-то, похожее на солнечный свет. Солнечный свет посреди ночи? Но минутку, сейчас же полночь, разве не так? Полночь давно минула, а растерянность Бэннера возросла.
Успокойся.
Брюс высунулся из клетки и попытался дотянуться до упавшего ключа. У него почти получилось… почти… наконец его пальцы сомкнулись на ключе, он подтянул его к себе, поднял и отпёр замок.
Выбрался из клетки, поднял заслонявшую мир решётку лифта и вышел.
Комната, в которую попал Брюс, утопала в мягком золотом свете. Играла музыка, ещё одна старая песня, завоевавшая популярность ещё до Первой мировой. Музыка была мягкая, но слегка резала ухо – подводил старый граммофон. Когда-то комната знавала и лучшие, великие дни, но они уже давно прошли и растворились в памяти. Стены были украшены старыми фотографиями – суровые мужчины в клубных пиджаках, элегантные дамы с зонтиками, соревнования по гребле, матчи по поло, светские рауты. Столы и полки были забиты книгами и папками, бутылками и фляжками, насекомыми в стеклянных витринах, черепами и рогами, древними научными инструментами, пожелтевшими газетами, картотеками и рентгеновскими снимками.
