Здесь стояли широкий диван, несколько кресел и старое пианино. На столике в углу приютился граммофон, вокруг него стопочками пылились пластинки.
Занавески были задёрнуты. Бэннер подошёл к ближайшему окну и отдёрнул штору. Выглянул в окно. Увидел лабиринты улочек Нижнего города. Была ночь, и улицы были залиты огнями неоновых вывесок и ярко освещённых окон.
Бэннер оглянулся и поискал источник света. На одном из столиков внутри стеклянного шара сияло миниатюрное солнце. На первый взгляд это казалось какой-то обманкой, лампочкой-переростком, но Брюс чувствовал испускаемое им тепло. Солнышко было размером с грейпфрут, на его пылающей поверхности вырастали и исчезали солнечные пятна, можно было различить и корону.
Вокруг солнышка вертелись крошечные точки – планеты. Это был своего рода планетарий, миниатюрная модель Солнечной системы, но нигде не было видно ни малейшего признака опоры или подставки. Как такое вообще возможно? Как такое можно сделать?
– Не смотрите на солнце слишком долго.
Бэннер дёрнулся и обернулся.
Виндем стоял в дверном проёме, ведущем в соседнюю комнату, и наблюдал за ним.
Бэннер моргнул. Глаза болели, перед ним поплыли солнечные пятнышки.
– Это модель, – в конце концов сказал Брюс.
– В какой-то степени, – согласился Виндем, – Я сам её сделал. Масштаб минимальный для удобства, но термоядерный процесс вполне настоящий.
– Солнце в бутылке?
– На самом деле, это силовое поле. В противном случае возникли бы трудности с гравитацией, магнитными полями и тому подобное. Мне без надобности солнечный ветер в моей приёмной.
– Это игрушка? – спросил Бэннер.
– Нет, – ответил Виндем. – Напоминание.
Герберта Эдгара Виндема уже довольно давно нельзя было назвать обычным человеком. Высокий, могущественный, властный, он носил облегающую, эластичную металлическую броню. Нижний слой брони был рельефным и серебряного цвета, внешняя броня, ботинки, перчатки и шлем – гладкими и пурпурными. Дизайн костюма напоминал Бэннеру робота из немого фильма Фрица Ланга «Метрополис». Так во времена молодости Виндема, в начале двадцатого века, прогрессивная часть общества представляла себе будущее. Для человека, настолько зациклившегося на развитии, будущем и эволюции, Виндем безнадежно застрял в собственном прошлом во всех вопросах, касающихся его имиджа.
– Ты что-то говорил о шансах, Виндем, – напомнил Бэннер.
Виндем пренебрежительно махнул рукой:
– Пожалуйста, доктор, не называйте меня так. Это имя принадлежит другому мне, моей прошлой версии. Вы же знаете, как нужно обращаться ко мне.
– Знаю, – Бэннер был абсолютно точно уверен, как он не хочет обращаться к своему собеседнику.
Давным-давно Виндем назвал себя Высшим Эволюционером. Для Бэннера это имя звучало как плод противоестественного внебрачного союза Герберта Уэллса и Джорджа Оруэлла.
Брюс очень боялся, что его страхи имели под собой реальную основу.
Виндем был опасен. Вполне вероятно, он был самым умным человеком на планете. Он с детства был умён, а многочисленные научные эксперименты и улучшения развили его интеллект до уровня самых одарённых космических рас. Но его нельзя было назвать суперзлодеем. Временами Виндем заботился о благе всего человечества.
Безусловно, он был талантлив, но его таланты порой находили весьма своеобразное применение. Он мог быть безжалостным и свои нравственные ориентиры растерял уже давным-давно. Его шокирующие проекты по улучшению человеческой породы, все как один затеянные ради блага всего человечества, уже не раз приводили к довольно серьёзным проблемам.
– Где же мои манеры? – промолвил Высший Эволюционер. – Приветствую вас, доктор Бэннер!
Он грациозно поклонился. Его искусственно изменённый голос лился из динамика шлема, глаза скрывались за лишенными зрачков голубыми линзами.
– Виндем.
На этот раз Высший Эволюционер никак не отреагировал на своё старое имя.
– Присоединяйтесь ко мне. Вы как раз вовремя.
– Как раз вовремя для чего?
Высший Эволюционер сделал приглашающий жест, и Брюс отправился следом за ним в другую комнату.
Это была лаборатория, в которой доктор Моро почувствовал бы себя как дома. Каждая горизонтальная поверхность была погребена под многочисленными колбами, микроскопами, сосудами, весами, бумагами и инструментами. Единственным намёком на двадцать первый век за окном служили висящие на стенах белые доски, заполненные многочисленными уравнениями и заметками.
– Непохоже на ваши обычные лаборатории, – заметил Бэннер. Надев очки, Брюс постарался бегло прочитать написанные на досках уравнения и вникнуть в общую суть. Генетические коды, факторы транскрипции, действие зависящей от ДНК протеинкиназы…
– Это всего лишь место для размышлений, – ответил Высший Эволюционер, – мой уединённый уголок, где я размышляю и творю. Для непосредственной работы у меня есть более подходящие места внизу.
Он посмотрел на Бэннера. Стеклянные голубые глаза выглядели жутковато.
– Хотя, должен признать, они всё равно недотягивают до моих обычных лабораторий. Прошу понять, это место готовилось в спешке. Я кое-что придумал, доктор, мой Величайший акт. На его воплощение в жизнь уйдут годы, мои планы реализуются медленно. Я едва начал работу, не говоря уже о том, чтобы построить подобающие лаборатории. Но затем возникла непредвиденная ситуация, и пришлось менять приоритеты, и прибегать к этой схеме.
Он обвёл руками окружающее их пространство:
– Отсюда такое убранство. Старая приёмная, расположенная на забытой всеми фабрике посреди руин этого странного города. Но нужно довольствоваться тем, что имеешь. Цель оправдывает средства, доктор. Уверен, вы-то это хорошо понимаете.
– Вы сами выбрали Мадрипур.
– Здесь проще с таможней. Людей можно подкупить или как-то иначе заставить смотреть в другую сторону, – ответил Высший Эволюционер и посмотрел на Бэннера. – А теперь вот вы показались на пороге.
– Меня привёз сюда Щ.И.Т., да вы и сами это знаете.
– Очень типично для них. Присылать грубую силу, чтобы расстроить все мои планы, – пожаловался Высший Эволюционер.
Бэннер вопросительно указал на себя, как бы говоря «Кого, меня?».
– Другого вас. Щ.И.Т. хочет меня остановить, значит, меня надо бить.
– Меня пригласили в качестве консультанта, – возразил Бэннер, – им нужен мой ум, а не моё альтер-эго.
– В таком случае дела у них и вовсе идут хуже некуда. Пытаться сразить меня интеллектом бесполезно.
Он посмотрел на Бэннера:
– Прошу, не обижайтесь. Вы весьма одарённый учёный. Некоторые из ваших работ весьма достойны.
