– В смысле? Какого человека?
– Живого! – гаркнул я. – А вы его сделали мертвым!
Полковник сильнее затеребил кепку, пробуя ее на прочность.
– Хрень зеленая, – откомментировал он мои слова.
– Не выражайтесь. Тут вам милиция, а не свиноферма. Ездят по людям, что по траве. И еще выражаются.
– Как ездят? В смысле?
– Около двадцати трех часов пятнадцатого марта сего года вы на принадлежащей вам автомашине «Жигули» за государственным номером 19–45 на трассе около населенного пункта Васильевка совершили наезд на гражданина Самагина, – нудно, с расстановкой, безукоризненно соблюдая стиль протокола, загундосил я, пытаясь, чтобы голос звучал как можно гнуснее. – С места происшествия скрылись. Потерпевший скончался в районной больнице.
– Очень жаль, – обрадованно произнес Полковник.
– А когда переезжали его, жаль не было? – возмутился Железняков. – Не отвертитесь. Свидетели показывают, что были «Жигули». По всем приметам – ваша машина.
– Но…
– Явка с повинной. И надежда на мягкость суда, – отрезал я. – Больше вам надеяться не на что. Будете признаваться?
– Хренотень-то какая!
– Не будет, – махнул рукой Железняков. – Тогда в камеру?
– За дорожно-транспортное? – изумился Полковник.
– С трупом.
– Уф, дайте продышаться…
Я подождал, пока Полковник продышится.
– Пятнадцатого марта? – Его лицо просветлело. – Нет, начальники, не выйдет у вас это дельце на меня повесить. И не старайтесь.
– Почему? – удивился я.
– Я в этот день был в Москве.
– А почему не в лесу грибы собирал? – загоготал я.
– У жены спросите.
– Жена – главный свидетель. Прекрасно, – кивнул я.
– Жене говорит, что в Москву, а сам к любовнице. По дороге человека сшибает. Но не расстраивается. Потому что на человека ему плевать, – напирал Железняков.
– Вы где работаете? – спросил я.
– Пока нигде.
– А что вам в Москве было делать? – осведомился Железняков.
– К друзьям ездил. Дела были.
– Что за друзья? – давил Железняков.
– Неохота их впутывать.
– Чего с ним время терять? – махнул я рукой. – Забиваем в камеру.
– Э, начальнички, вы чего? У Виталика спросите. Я у него жил.
– Кто еще может подтвердить?
– Женщина его. И еще…
Он начал называть телефоны, адреса и имена. Набралось достаточно.
– А пятнадцатого я вообще был нетранспортабелен. Упал сильно и повредился. Отлеживался у другана. У Николы.
– Упал? К врачу обращались?
– В травмопункт Пролетарского района.
– Понятно. Пишите объяснение.
Написал собственноручное объяснение, когда и у кого был в Москве. Затем был допрошен с магнитофоном.
Наконец формальности были закончены. Доказательств, что в день убийства он был в Москве, мы надыбали предостаточно. Половина задания выполнена.
– Пишите: «Протокол мною прочитан, с моих слов записано верно». Замечания и дополнения есть? Нет? Так и пишите: «Замечаний и дополнений не имею». Роспись. Здесь. Здесь. Здесь. Все…
– Вы проверьте, – настаивал Полковник.
– Обязательно, – сказал я.
– А то – сразу в камеру. Незаконный арест.
– Несомненно.
– Ни на кого я не наезжал.
– Никаких сомнений, – соглашался я.
– Да? – вдруг удивился миролюбивости моего тона он.
– Конечно, Полковник. Ни на кого ты не наезжал. Ты человека завалил в Москве. Мы из МУРа.
Лицо Полковника стало дряблым, рот безвольно полуоткрылся… Через час он выложил все.
* * *
Вчера весь день моросил противный мелкий дождь, но сегодня распогодилось. Лучи солнца обрушивались на неприкрытую облаками обнаженную землю, падали в окно моего кабинета и отражались от лысины Непомнящего. Интересно, он ее моет по утрам или просто тряпочкой протирает, как ветровое стекло автомобиля? Спросить бы, да обидится.
– Как ваше здоровье, Сергей Иванович? – начал я разговор, как истинный джентльмен, с вопроса о самочувствии. Непомнящий был тоже истинным джентльменом и, как положено, ответил коротко, не утомляя собеседника излишними подробностями:
– Отлично.
– Как бизнес?
– Прекрасно, – тут оказалось, что он джентльмен только до определенной степени, поскольку демонстративно покосился на наручные часы и не слишком довольным тоном произнес: – Вы меня для этого вызвали? Я встречу с клиентом отложил, чтобы вы о моем здоровье заботились?
Что-то Непомнящий сегодня излишне нервный.
– Это я для того, чтобы психологический контакт установить, – усмехнулся я. – Как жена? Как дети?
Сигареткой угостить. Стандартные психологические ходы.
– Вы меня затаскали, – пожаловался Непомнящий.
– Зато сколько добра вернули. Не так ли?
– Так, – вынужден был согласиться он.
– И преступников мы наконец нашли. Вызвали вас, чтобы сообщить это приятное известие.
– Как нашли? – Непомнящий приосанился на стуле и выжидательно-напряженно посмотрел на меня.
– Нашли. И в кандалы заковали. Не ожидали?
– Не ожидал. Хорошо работаете.
– Вы даже не представляете, насколько хорошо. Кстати, ваша память не прояснилась?
– Нет.
– Посмотрите, вот они, разбойники, – я разложил на столе фотографии Датчанина и Самбиста. – Уголовные морды, хотя и не лишены некоторого отрицательного обаяния. Я бы не забыл, если бы столкнулся с ними.
– У вас странный тон. Что вы ерничаете?
– Дурной характер. Хлебом не корми, а дай повыделываться. Нет чтобы просто, без затей пригласить гражданина Непомнящего и поинтересоваться, как он убил коллекционера, писателя и видного демократа Порфирьева.
– Что?!
– И спросить у гражданина Непомнящего, куда он дел пистолет «Рюгер 22/45».
– Вы сошли с ума!
– Не сошел. Вот бланк явки с повинной. Несколько годков скостить можете.
– Вы взбесились!
– Да что уж вы, право, – отмахнулся я и все-таки не выдержал: – А вы по утрам лысину моете или бархоткой протираете?
Он очумело уставился на меня.
* * *
Требования к уровню образования и умственного развития у преступников-антикварщиков гораздо выше, чем у представителей других лихих профессий. То же самое касается и их социального положения. Торговать наркотиками на Северном рынке можно и с двумя классами образования – оно даже сподручнее, если ты азербайджанец из горного аула или цыган из табора, лишь бы знал, как деньги выглядят. Лазить по карманам спокойно может человек, выросший и живущий на помойке. Разделать сберкассу – тоже ума большого не надобно. Даже для создания липового акционерного общества не требуется знать ничего такого, чего нельзя было бы усвоить за три дня. Другое дело работа с произведениями искусства. Тут место натурам чувствующим, обладающим специальными, порой весьма глубокими познаниями в области прекрасного.
