У иностранцев аэропорт постепенно начал пользоваться славой Бермудского треугольника. Только в Бермудском треугольнике пропадают самолеты и люди, а в «Шереметьево-2» – вещи из самолетов. Приземлялся транзитный рейс, пассажиры выходили отдохнуть, и тут на самолет наваливалась орда с сумками. Вот уборщица собирает банки с газированной водой и пивом, предназначенные для пассажиров. Вот грузчик шарит рукой в чемодане, извлекая рубашки, магнитофоны, кодаковские фотоаппараты. Вот спешат погранцы – скоро дембель, а столько еще надо наворовать. Список награбленного в аэропорту даже у подготовленного человека мог бы вызвать шок. Однажды испарилась коробка с бриллиантами. Другой раз работяги из аэропортовской обслуги увидели только что прибывшие из Штатов и явно плохо лежащие мешки с ненашенскими надписями и, недолго думая, взвалили их на плечи и понесли. К их удовольствию, в них оказалось восемьсот тысяч долларов.
Когда мы попытались доказать работникам аэропорта, что воровать неприлично, это было воспринято как посягательство на права человека. Наша группа взяла на краже грузчика. Тот кинулся биться врукопашную с ОМОНом, был, как тля, обработан газом и доставлен в отдел. Возмущенный трудовой люд потребовал освобождения узника, грозя забастовкой. Местный пролетариат слов на ветер не бросает. На час тут же задержали отправку рейса. Потом долго расклеивали листовки с пламенными призывами: «Милиция – вон из нашего дома».
Сейчас стало потише. Вместо отдела создали управление внутренних дел со своим ОМОНом. Вьетнамцев поубавилось. Да и само место уже не манило, как прежде. Доллары теперь меняются на любом углу. Аппаратуру с Запада никто не везет – здесь дешевле. Кидалы подались в другие места. Рэкетиры утрясли сферы влияния и слегка оцивилизовались. Из водителей уже никто не пытается калымить здесь без разрешения местной братвы. Приструнили и грузчиков. Ужесточили режим. Но контрабанды становится все больше. Особенно произведений искусства и наркотиков.
– Начинается регистрация на рейс номер сто один, – сообщил женский голос из громкоговорителей.
– Наш, – сказал Железняков.
– Он тебя в лицо не знает. Пойди, посмотри его в зале, – предложил я.
Железняков вернулся через несколько минут и сообщил:
– Там. Как штык. Чемодан у него огромный на колесах.
– Провожающих не заметил?
– Нет. Но если груз ценный, вряд ли без них обойдется.
– Будем ждать.
Пассажиры с чемоданами и тюками сейчас выстроятся в очередь перед первой линией российской обороны – таможенниками. Поклажа поползет по резиновому транспортеру в чрево просвечивающей аппаратуры, и на экранах бледно проступят контуры упакованных вещей. «Контрабанда, наркотики, предметы, не указанные в декларации, имеются?» – «Как вы могли подумать такое?» – «Проходите». Через таможню мы Малыша пропустим. Вторая линия – пограничный контроль. За стеклянными перегородками в будках сидят миловидные девушки в звании прапорщиков и внимательно всматриваются в лица пассажиров, сверяя их с фотографиями. Паспортные данные Малыша нас не интересуют – они нам прекрасно известны. Виза нас тоже не интересует – с ней все в порядке. У пограничников к нему вряд ли будут претензии. Третья линия – спецконтроль милиции, обеспечение безопасности полета. Та же просвечивающая аппаратура, тот же досмотр вещей. Цель моих коллег по серой форме – бомбы, оружие, подручные средства террористов. Нередко они находят то, что пропустили таможенники. Здесь мы Малыша и тормознем. Зона спецконтроля из общего зала не просматривается. Провожающие не встревожатся.
Сто первый рейс на Польшу после ханойского рейса – самая большая головная боль для всего аэропорта. Правда, толпы челноков в последнее время сильно поредели, челночить стало не так выгодно. Турция и Арабские Эмираты еще манят наших купчишек. А было время, когда каждый польский рейс переживался как стихийное бедствие. Как-то правительство подняло таможенные тарифы, тогда возвращавшиеся из Варшавы разъяренные челноки просто-напросто прорвали заслоны, не уплатив ни копейки. Прорыв госграницы прошел буднично, резонанса не вызвал. Представить такое лет десять назад можно было бы, только объевшись галлюциногенов…
Малыш прошел таможенный и пограничный контроль и теперь сидел, вцепившись в чемодан, на черной лавочке в свободной зоне. Эдакий тамбур между двумя мирами. Тут ты вроде уже и не в России, но еще и не за бугром. Здесь работают беспошлинные магазины, вконец заворованные неграми и вьетнамцами.
Малыш старался выглядеть спокойным, но чувствовалось, что он на взводе. Восемьдесят процентов дела было сделано – российская таможня пройдена. Поляки шмонают без всякого энтузиазма, а в большинстве случаев вообще не осматривают вещи прибывающих.
Пассажиры потянулись в зону спецконтроля. Первый прошел. Второй. Третий. Все, начинаем…
– Пройдемте, – говорит сотрудник милиции стильно одетому седому мужчине в очках.
– А что такое? – испуганно и вместе с тем вызывающе вопрошает он.
– Выборочная проверка. Служба, ничего не поделаешь…
Мы подстраховывались на случай, если Малыша провожают до Варшавы.
Следующий – молодой человек в джинсовом костюме.
– Пройдемте. Выборочная проверка…
Дальше худенькая, но с толстым, увесистым задом женщина лет двадцати пяти на вид, в плаще.
– Пройдемте. Плановая проверка.
И вот Малыш…
Сюрпризы начались сразу. И там, где не ждали. Задница у изящной польки оказалась вовсе не такой большой. Просто она набрала вес благодаря обернутым вокруг нее семи (!) иконам. Уже хлеб. Не зря день прошел.
С Малышом получалось не так гладко. Его чемодан был забит никому не нужным тряпьем, одеждой, всякой всячиной. Потрошили его два аса-таможенника, из тех, у кого глаз похлеще рентгеновского аппарата. Они с уверенностью заключили, что в чемодане ничего нет. Тогда где? По части изобретения тайников и способов обмана таможенников человечество продвинулось довольно далеко. Двойное и тройное дно, скрытые карманы в одежде, вшитые в тело предметы, проглоченные пакеты с наркотиками – до чего только не додумываются контрабандисты. Где-то у Малыша должен быть тайник.
Есть! Несколько бриллиантов лежали в тайнике в каблуке. Способ старый и довольно эффективный. Кому надо вскрывать чужие ботинки, когда нет точной информации, что их хозяин контрабандист? Другое дело, когда такая информация есть. В этом случае тайник сразу перестает быть надежным.
Теперь мой выход.
Малыш сидел на стуле – бледный и пришибленный.
Таможенники и милиционер накручивали его, зачитывая выдержки из книжки, именуемой Уголовный кодекс.
– Привет, Малыш, – произнес я.
– Ты?! – Он ошалело посмотрел на меня, прикидывая, стоит ли верить своим глазам.
– Ага. Почувствовал, что тебе худо, и решил помочь.
Малыш до белизны сжал переплетенные пальцы.
– Смотри, что у меня есть, – я продемонстрировал Малышу удостоверение. – Старший оперуполномоченный по особо важным делам уголовного розыска.
