Впрочем, Седому, по большому счету, уже было все равно. Он умер через восемь месяцев после задержания. Его не спасла бы никакая медицина.
То, что наворовал Седой, составило бы гордость любого музея. Коллекция икон шестнадцатого века стоимостью в три миллиона долларов. Немереное количество изделий Фаберже, Фальк, Айвазовский, Малевич – кого только не было! Некоторые его кражи так и просятся на страницы всемирной воровской энциклопедии в раздел курьезов. Например, не поленились его ребята из окна третьего этажа выгрузить мраморную античную плиту весом в восемьдесят килограммов. А коллекцию уникальных часов увели за день до того, как хозяин должен был передать ее лично Раисе Горбачевой для детского фонда.
Седой никогда не разделял идеи о том, что вор должен жить аскетично. Сам он привык вести широкий образ жизни. Но, по самым скромным подсчетам, стоимость наворованного – многие миллионы долларов – прогулять он не имел никакой возможности. Может, где-нибудь на Западе существуют тайные банковские счета – они ждут того момента, когда за ними явятся. Только вот явятся ли? Возможно, где-то скрыты хранилища с бесценными предметами культуры, которые он не успел переправить за бугор. Они тоже ждут своего часа. Дождутся ли? Сокровища Седого постепенно становились такой же легендой, как сокровища Чингисхана или пирата Черной Бороды.
Юридических наследников у Седого не было. Людей, которым он захотел бы передать богатства, – тоже. Слишком много сил, лет жизни потрачено на них. Вернуть награбленное – такое ему не могло даже прийти в голову. Так что ж, сокровища потеряны навсегда? И будут до бесконечности щелкать проценты в западных банках, доводя суммы до космических высот без надежды на то, что когда-нибудь за ними придут? Будут истлевать картины и иконы в тайниках? Может быть, и так. А может быть, и нет.
Ироничный, беспокойный черт сидел в Седом. И был большой шанс, что старый вор перед смертью мог затеять какую-нибудь потеху вокруг своего достояния. Чтобы и на том свете сидеть, потирать довольно руки – или что у него там – и взирать на начавшуюся кутерьму…
* * *
Помойка с прошлого нашего свидания около нее ничуть не изменилась. Чище здесь не стало, грязнее – некуда. На этот раз, правда, бродяга не рылся в мусорном ящике в поисках бутылок, зато котов прибавилось. Один из них – черный, мордатый разбойник – подозрительно оглядел нас, прикидывая, не конкуренты ли мы. Чего тут, спрашивается, ошиваться порядочным обывателям битый час? Может, норовят урвать из бака лучший кусок? Я подмигнул разбойнику, и тот, фыркнув, скрылся за крышкой.
– Что тоска в очах? – спросил я.
Малыш на самом деле выглядел угрюмо-озабоченным.
– Достали, гады! Леш, я на такое подписывался? Кузя говорил, работа непыльная. А тут…
– А чего тут?
– Коробок спрашивает, умею ли я стрелять. Отвез меня за город, заставил из «ТТ» шмалять.
– Зачем?
– Проверял меня. Говорит, может, работа вскоре быть горячая.
– Какая работа?
– Я пока не в правлении фирмы. Мне не докладывают.
– А ты что им сказал?
– Сказал, что стрелять не подписывался.
– А Коробок?
– А Коробок сказал, что тогда кто-нибудь подпишется стрелять в меня. Мол, я в их деле, принят на работу, значит, обязан работать. За нарушение трудовой дисциплины ломают ноги. А увольнение по собственному желанию только через одинцовские пруды – с подарком от коллектива в виде гири на ноги.
– Так и сказал? Он не в профсоюзе раньше заседал? Терминология-то какая.
– Может быть. Ведь все расписал, зараза. Целый устав.
– А что ты хочешь? Порядочная банда должна жить по уставу. Подписывать хоть ничего не давали?
– Нет.
– Некоторые паханы умудряются брать у вновь принимаемых на работу расписку – с правилами поведения ознакомлен. Другие на крови клянутся – ну это в основном черные или молодняк.
– Сука этот Кузя. Втравил.
– Я же тебя предупреждал, чтобы в столичное болото не лез – тут черти водятся. Теперь стойко переноси тяготы и лишения бандитской жизни. И стрелять учись.
– И что, скажут мне кого-то грохнуть? – воскликнул Малыш в отчаянии.
– Вряд ли. Ты не спец в этом деле. А для массовки пригодишься. Как тело, которое в случае чего не жалко.
Малыш зло посмотрел на меня.
– Зачем «быка» кормить, если он ствол в руки боится взять? – пожал я плечами.
– Ну Кузя, ну козел. Говорил – вещички за границу перекинуть, по мелочам поручения выполнить.
– Вот это и есть по мелочам. Да не трепещи аки осиновый лист, Малыш. Будешь делать, как я говорю, – выйдешь целым, невредимым и непорочным. Понятно?
– Понятно.
– И что за кислая физиономия? Слишком ты нервный. Это подозрительно. Ты и со своими корешами так себя держишь? Так не годится… Слюни, неуверенность побоку. Морду топором, челюсть вперед, бульдожий прикус. Вопросы только о бабках – когда заплатят и где побольше зашибить. Вот так надо себя вести. Только не переигрывать. Дошло?
– Дошло.
– Как что-то прояснится, сразу звони. Только осторожнее – не проколись. Ты человек новый, тебя проверять могут. Кинут липовую информацию и посмотрят, как ты забегаешь. Давай, – я пожал его обмякшую руку.
Не нравился мне его настрой. Ох, засыпется, сложит свою буйну головушку, и нам всю комбинацию попортит…
Я добрел до своей машины, купил мороженое. Обожаю шоколадное мороженое. Распахнув дверцу, я развалился на сиденье, начал слизывать тающее мороженое и размышлять. Погода стояла жаркая, но не очень, дул приятный ветерок. Я расслабился. Мысли текли тоже расслабленно, лениво, но туда, куда надо.
Дело принимало несколько странный оборот. То, что Меньшевик готовит дело, было понятно. Притом со стрельбой. Стрельба не в стиле Меньшевика, его амплуа – организация краж, в крайнем случае разбоев.
Сам Меньшевик ведет себя непонятно. Ушел на дно. Ни на одной из своих хат не появляется. Мы попытались через свои связи прощупать, где он и чем занимается, – не получилось. Он пропустил многообещающую встречу с поляками. После Питера никто его не видел.
Что же получается? Он чего-то боится и вынужден хорониться? Что тогда – намерен затеять большую войну, на которую готов привлечь даже необстрелянных новобранцев вроде Малыша? Возможно. Тогда он боится упреждающего удара и скрывается. С кем он собирается воевать? Может, со старым врагом и конкурентом Яго? Не исключено. За что биться будут? Тут ответов может быть несколько. Один напрашивается сам собой.
Я доел мороженое, баскетбольным броском добросил скомканную бумажку до урны, захлопнул дверцу и повернул ключ зажигания.
* * *
Математик оправдал рекомендацию редактора «Столичных досугов» и с задачей своей справился на «отлично».
