– А состав на Петербург отправился по расписанию? – быстро спросил я.
– Так точно-с. Следующий ожидается через два часа.
Я поблагодарил его и отправился в кассу, где первым делом спросил, на какой поезд села мадемуазель Плесси, француженка с рыжими волосами. Кассир посмотрел на меня удивленно и объяснил, что такая особа билета не покупала. Дальнейшие расспросы и разъяснения ни к чему не привели – кассир стоял на своем.
– Может быть, она перепутала и взяла билет в Москву? Вспомните хорошенько, это очень важно, – настаивал я.
Кассир состроил мученическую гримасу (отчасти напомнившую мне Былинкина, когда тому приносили бумаги на переписку) и вновь повторил, что никакая француженка, тем более рыжая, билета на поезд не брала. Меня оттеснил от кассы дородный господин, навьюченный дюжиной коробок и шляпных картонок, за которым следовала его супруга. Последняя прошипела, чтобы он взял билеты до столицы, и, окатив меня, как кипятком, злобным взглядом, шепотом принялась ругать родителей мужа, его брата, какую-то сестру Евдокию, которая целыми днями играет гаммы, и вообще весь свет, который не давал им спокойно отдохнуть на даче в этой местности.
Я прогулялся по перрону, всматриваясь во все лица. Изабель не было. Зашел в зал ожидания первого класса, и... мое сердце сделало скачок. На угловом диване сидела баронесса Корф и угрюмо разглаживала рюш на платье. Ее ботинки и шлейф были густо забрызганы грязью.
– Амалия Константиновна! – вырвалось у меня.
– А, господин Марсильяк... – подняла она глаза.
Я поспешно подсел к ней и оглядел зал. Однако Изабель Плесси нигде не было видно, и мысленно я воздал хвалу богу.
– Вы, кажется, должны были уехать на предыдущем поезде. Разве не так?
Баронесса поджала губы.
– Я бы и уехала на нем, если бы не здешние дороги. Мой экипаж застрял в грязи на полдороге к станции, и пока мы выбирались оттуда, поезд ушел. Так что я еду в Петербург следующим поездом.
– Вы не видели Изабель? – спросил я.
– Вашу невесту? – Амалия вскинула брови, с любопытством рассматривая меня. – Нет. А что?
– Значит, она нигде вам не попадалась?
– Вынуждена огорчить вас, – улыбнулась баронесса. – Если вы собираетесь искать ее здесь...
– По правде говоря, мне бы не хотелось ее найти, тем более здесь, – вздохнул я. И вслед за тем сообщил баронессе о находке под подушкой. Насколько я мог судить, Амалии Корф мой рассказ явно не понравился.
– Разумеется, все это выглядит очень подозрительно, – буркнула она, когда я закончил. – Значит, вы считаете, что мадемуазель Плесси на самом деле...
– Фрида Келлер, – сказал я.
– Кто? – поразилась баронесса.
– Фрида Келлер, – повторил я. – Я уверен. Дама с европейскими манерами, отменная притворщица... – Я собирался продолжить, но улыбка Амалии Корф озадачивала меня.
– Нет, – обронила она. И повторила: – Нет.
– Вы полагаете? – недоверчиво спросил я.
– Я не полагаю, а знаю, – спокойно ответила Амалия. – Видите ли, Фрида Келлер мне очень хорошо знакома, я ее знаю как саму себя. Ваша мадемуазель Плесси никак не может ею быть.
– Но тогда... – в изнеможении начал я, – тогда, может быть, она является сообщницей Стоянова?
– Стоянов работал один, – холодно возразила Амалия. – Нет-нет, господин Марсильяк. Если бы Изабель Плесси... если бы ее интересы, скажем так, были противоположны моим, она бы спокойно дала мне истечь кровью, когда ваш конокрад меня ранил. Заметьте, мадемуазель даже ничего особенного не нужно было делать. И вообще... – Она вздохнула. – Не обессудьте, но я плохо представляю вашу даму сердца в роли опасной шпионки. Для такой роли она слишком глупа. – Баронесса взяла в руки револьвер, бегло осмотрела его и вернула мне. – Не самая новая модель, насколько я могу судить. Да и забывать оружие под подушкой... – Амалия поморщилась. – Для настоящей шпионки слишком опрометчиво.
– Думаете, я зря волновался? – спросил я.
– Полагаю, ваша дама приобрела где-то револьвер из чистого романтизма, начитавшись книжек. – Баронесса Корф говорила очень спокойно. – В любом случае я благодарна за попытку предостеречь меня. Впрочем, обещаю вам, если я увижу мадемуазель Плесси, то буду осторожна, – с улыбкой добавила она.
– Мне нужно сказать вам еще кое-что, – начал я. – Мне кажется... нет, я почти уверен, что догадался, кем был господин, пришедший к Китти за чертежами.
Амалия подняла на меня глаза и слегка изменившимся голосом промолвила:
– Я внимательно вас слушаю. Так вы знаете, у кого сейчас находятся чертежи?
ГЛАВА XXXV
– Попутчик, – сказал я.
– Что, простите? – вскинула брови баронесса Корф.
– Дело в том, что... – Я замялся. – Эта мысль пришла мне в голову еще в имении Веневитиновых. Я думал о поезде, о людях, которые едут в одном вагоне, и, мне кажется, догадался, кто мог забрать чертежи.
– Продолжайте, – необычайно любезным тоном произнесла баронесса.
Я вздохнул и потер рукою лоб.
– Мы установили, что вора, Василия Столетова, убили Клаус Леманн и Фрида Келлер. Так?
– Так, – кивнула Амалия. – Они не хотели его убивать, собственно говоря. То есть, – со смешком поправилась она, – убили бы, но позже. Когда он рассказал бы им, куда дел украденные чертежи.
– Но он, судя по всему, не успел сделать этого, – сказал я. – Более того, он выпал из вагона, сломав себе шею, что сделало дальнейшие расспросы совершенно невозможными.
Баронесса улыбнулась. Ее глаза были по-прежнему прикованы к моему лицу.
– Вы случаем не пишете романов? Нет? Жаль. Иногда вы выражаетесь как по писаному. Советую вам подумать, в конце концов, литературное поприще – далеко не самое худшее из возможных... Продолжайте, прошу вас.
Я не стал говорить ей, что уже начал записки по мотивам двух дел, с которыми мне довелось столкнуться в нынешнее лето. А просто продолжил:
– Я вижу происшедшее так. Леманн схватил Столетова и стал требовать от него, чтобы он вернул чертежи. Но Столетов, который даже не понял, какую ценность представляют попавшие к нему бумаги, никак не мог взять в толк, чего от него хотят.
– Он кричал, что честный человек и никакой не вор и что он немедленно вызовет кондуктора, – задумчиво проговорила Амалия Корф, и ее глаза сузились. – Грозил... то есть я думаю, что он так делал, судя из описания его характера... что обратится в полицию. Но, конечно же, его ответы совсем не устраивали господина Леманна и его спутницу.
– И Леманн стал его душить, – подхватил я, – крича, что, если он не вернет чертежи, его убьют. Было много шуму, и слово «чертежи» повторялось очень часто. Большинство пассажиров, считая, что имеет место обыкновенный скандал, попрятались в купе, однако кое-кто из них слышал слова, которыми обменивались Столетов и его мучители. И сделал соответствующие выводы.
