Мы втроем – Амалия, я и присоединившийся к нам Зимородков – опросили слуг, извозчиков, которые дежурят возле гостиницы, дворников близлежащих домов, даже нищих. Один из нищих вспомнил, что мимо него прошла седая дама, которая вела за руки двоих детей. Они завернули за угол и скрылись из виду.
В пятом часу вниз спустился Андрей Веневитинов и почти сразу же натолкнулся на меня.
– Милостивый государь, – заговорил он, угрожающе насупив брови, – должен вам заметить, что ваше присутствие здесь... Просто неслыханно! Я буду вынужден подать на вас жалобу в соответствующие органы!
– Боюсь, я не приму вашу жалобу, – сказал Зимородков, подходя к нам. – Тем более что мой подчиненный виновен лишь в том, что пытается спасти ваших детей.
– Что за вздор вы говорите! – фыркнул Веневитинов. – С моими детьми все в порядке, они гуляют!
– У нас есть все основания полагать, что дама, с которой они гуляют, Ирина Васильевна Белявская, – убийца, – сказал Зимородков. – Судя по всему, именно она убила вашу дочь и еще одного человека, близкого к вашей семье.
Андрей Петрович сначала возмутился, заявил, мол, все это какой-то бред, у его жены никогда не было нареканий на экономку, но затем по нашим лицам понял, что дело серьезно, и окончательно растерялся. Он стал бегать по гостинице, искать Ирину Васильевну (которой, как мы знали, там не было с самого утра), потом бросился к жене. Та вышла к нам, еще более надменная, чем обычно, и потребовала объяснений, которых мы не могли ей дать, потому что сами еще многого в тот момент не знали.
– По-моему, вы ошибаетесь, – заявила Анна Львовна Зимородкову (меня она предпочитала вообще не замечать). – У Ирины Васильевны были превосходные рекомендации, иначе бы я не взяла ее на службу!
И тут к Зимородкову подбежал один из тех полицейских чинов, которые по его распоряжению явились нам на подмогу, и шепнул что-то ему на ухо. Зимородков изменился в лице.
– Прекрасно... Очень хорошо! Оставайтесь поблизости, прошу вас, и не спускайте с нее глаз...
Швейцар распахнул дверь, и Ирина Васильевна, экономка Веневитиновых, женщина, которую мы подозревали в двух убийствах, ровной походкой переступила порог гостиницы. Она была бледна, но глаза ее сверкали. Детей с ней не было.
– Вот! Вот же она! – закричала Анна Львовна. – Где вы были? Вы что, совсем с ума сошли? Где Павлуша и Николенька? Отвечайте!
Но Ирина Васильевна лишь посмотрела на нее и улыбнулась одними уголками губ.
– Вы никогда их не найдете, – сказала она. – Никогда. Все кончено.
Полицейские окружили ее, но женщина вела себя спокойно и, по-видимому, вовсе не собиралась сопротивляться. Андрей Петрович застыл на месте. Его жена, запрокинув голову, испустила дикий крик.
– Нет! Не может быть! Не верю! Где мои дети? Отдайте моих детей!
Она попыталась броситься на экономку. Ее оттащили... Управляющий гостиницей метался вокруг нас и твердил, что происходящее совершенно неприлично, люди смотрят... Действительно, все, кто в те мгновения оказался поблизости, смотрели только на нас.
– Я допрошу подозреваемую в ее номере, – распорядился Зимородков. – Гридасов, отведите ее туда. Анне Львовне нужен доктор, я полагаю...
Веневитинова рыдала, и тщетно муж пытался ее успокоить. Ирина Васильевна посмотрела на нее с холодной улыбкой, от которой даже мне стало не по себе. Затрудняюсь сказать, чего больше было в ее лице – презрения или какого-то усталого, равнодушного торжества. Но, во всяком случае, то было лицо человека, который считал, что выполнил свое дело.
* * *
– Ваше имя?
– Ирина Васильевна Белявская.
– Возраст?
– Благоволите заглянуть в мой паспорт. Там все написано.
– Должен вас предупредить, сударыня, что я состою в сыскной полиции, а вы обвиняетесь в тяжком уголовном преступлении.
– Мне нечего скрывать.
– Вы убили детей, Павла и Николая Веневитиновых?
– Я.
– Вы сознаетесь в преступлении?
– Сознаюсь.
– А их сестра, Елена? Ее убийство – тоже ваших рук дело?
– Да. А после нее я убила учителя верховой езды Головинского, который состоял в недозволенной связи с ее матерью.
– Почему?
– Он был мне противен своими ужимками, своей грубостью и своей неуместной игривостью. Кроме того, Анна Львовна очень им дорожила.
– Вы хотели убить всех, кем она дорожила, не так ли?
– Да.
– Почему?
– Потому что она убила моего сына.
– Поясните, пожалуйста. Вы имеете в виду Петра Маркелова? Того, кто был известен как сын Марьи Петровны Киселевой и Льва Сергеевича Маркелова?
– Он никогда не был их сыном. Это был мой ребенок. Только мой.
* * *
Белые сумерки спускаются на Петербург. В белой дымке тают каналы и дворцы, тает адмиралтейская игла... Но печаль моя не тает.
Да, она рассказала нам все. Теперь, когда она добилась своего, ей уже было нечего скрывать. И в конце концов все оказалось так просто...
Ирина была молода и влюблена, но жизнь казалась ей адом, потому что отец ее будущего ребенка отказался от нее. Тогда она служила гувернанткой, и родители ее любовника выставили ее за дверь. Она чувствовала себя преданной всеми и хотела утопиться, но однажды встретила Марью. Они не дружили, о нет, просто были знакомы, потому что были знакомы их отцы. Марье надоело ее безрадостное существование несостоявшейся примы, и она хотела выгодно выйти замуж. По ее словам, она нашла «подходящего дурака», но беда была в том, что тот хотел иметь сына. А сама Марья не могла иметь детей. Именно ей первой пришел в голову блестящий, как казалось тогда, план.
– Слушай, а может, мне притвориться беременной? Покапризничаю, поломаюсь, поношу подушку под платьем, заплачу доктору... А когда у тебя родится ребенок, выдам его за своего. Ну как?
Сначала Ирина и слышать не хотела о подобном, но потом заколебалась. Она хорошо знала Марью и знала, что на нее можно положиться.
– А если родится не сын, а дочь? Что тогда?
– Тогда Лев замуж меня не возьмет, но пообещал дать денег. Значит, разделим деньги, вот и все!
И она согласилась. Марья все устроила, и в Твери Ирина родила хорошенького мальчика. Роды были тяжелые, она едва не умерла, и доктор сразу же дал ей понять, что больше детей у нее, судя по всему, не будет. Марья поклялась, что будет заботиться о ребенке как о своем родном сыне, что было в ее собственных интересах. Сердце у Ирины сжалось, когда она отдавала младенца Марье, но только на мгновение. Она прекрасно знала, что ей не по силам обеспечить сына.
Марья вышла замуж и щедро заплатила ей. Раз или два она привозила Петрушу в Тверь, чтобы никто ни о чем не догадался, и Ирина убедилась, что та держит слово. У ребенка и в самом деле было все, а впереди его ждало блестящее будущее. Лев Сергеевич хотел, чтобы Петруша пошел по гражданской части, и мечтал для него о карьере и орденах. Ирина успокоилась. А потом деньги мало-помалу вышли, и она устроилась на работу к одной чахоточной княжне, которую семья отправила лечиться в Ментону. В Ментоне Ирина прожила несколько лет, а когда княжна, несмотря на уход докторов, все же умерла, почти сразу же нашла работу в другой русской семье.
