Шло время, Ирина вспоминала о сыне, но не так чтобы часто. Она думала, что когда-нибудь обязательно встретит его, но не станет огорошивать вестью, что те, кого он всегда считал отцом и матерью, на самом деле ему чужие. Наконец, заработав достаточно, чтобы обеспечить себе безбедную старость, она вернулась на родину и решила навестить Марью, узнать, как дела у нее и сына. Но уже в Твери, в гостинице ей рассказали, что случилось...
Все было кончено. Петруша, ее смеющийся, ласковый мальчик с ямочками на щеках, самый лучший ребенок на свете, единственный, которого она могла иметь, погиб. И погиб не из-за несчастного случая, не по недосмотру, не от смертоносной болезни, а оттого, что какая-то девчонка так возненавидела его, что не поколебалась лишить жизни... Это было ужасно.
Она думала, что умрет прямо там, в гостинице... Но не умерла. Ирина словно окаменела. Потом женщина собрала свои вещи и села на первый попавшийся поезд – кажется, он ехал в Москву... Ей нечего было там делать, но она сняла квартиру, ходила в лавки, на рынок... книги читала... и все думала, думала... Ей много не надо было от жизни, хотелось только, чтобы Петруша был счастлив... а его у нее отняли. И Ирине больше не для чего было жить.
Дни шли за днями, а она металась, и колебалась, и не знала, что ей делать дальше. Потом решила навести справки о той, которая лишила ее единственного ребенка. Ах, если бы та влачила свои дни в нищете, если бы ее раздавила карета, оставив, однако, в живых, если бы жизнь стала для нее сплошной мукой... Но убийца ее была вполне счастлива, процветала, у нее был муж, какой-то оборотистый малый, как говорили, и самое главное – у нее были дети. Трое детей...
Ирина не хотела ей мстить... тогда не хотела... Но та женщина жила как ни в чем не бывало, для нее все было в прошлом и даже упоминания не стоило... И Ирина стала ее искать... увидела как-то издали: женщина ела с аппетитом, почти чавкала... в белом платье... полное, довольное лицо... Отвратительно! Сразу же было видно, что она ни капли не раскаивается. А рядом с ней сидел ее муж... Противно было даже смотреть на них, на их сытое, чавкающее счастье. И она возненавидела их.
Она не спала ночами, мучилась... Потом была зима, и она решила съездить на могилу сына. Ирина мечтала, что весь мир будет у его ног, а между тем все, что она, мать, могла дать ему теперь, была лишь холодная роза, которую она везла с собой от самой столицы.
Она увидела его могилу... и заброшенное кладбище, занесенное снегом... Ее Петруша был забыт. Всеми забыт. Как будто его никогда и не было... Наверное, в тот миг Ирина и решила, что не оставит этого так. Она отомстит им. Всем!
Через знакомых она узнала, что Веневитиновы ищут кого-то вроде экономки, женщину, которая смотрела бы за хозяйством и следила за слугами. Ирина собрала свои рекомендации, которые, как она думала, ей больше не понадобятся, и явилась к Анне Львовне. То, что она служила у княжны, а потом у какого-то генерала, произвело на Веневитинову большое впечатление, и Ирина Васильевна получила место.
Теперь она жила с Анной Львовной в одном доме – и чем больше узнавала ее, тем больше ненавидела. Муж не чаял в супруге души, а та, не скрываясь, изменяла ему с каким-то альфонсом, нанятым под видом учителя верховой езды... С собой Ирина Васильевна привезла книжку о ядах – сначала она думала убить Анну Львовну. Но отравление показалось ей слишком хлопотным делом, да и достать яд не так-то легко... Кроме того, если раньше она хотела просто убить Веневитинову, то теперь направление ее мыслей изменилось. Смерть мгновенна, она избавляет даже от страданий. А Ирина Васильевна хотела заставить убийцу своего сына страдать... и страдать как можно сильнее... Кроме того, она не была еще уверена, что у нее хватит духу довести дело до конца... убить...
– И тогда вы решили начать с собак. Верно?
– Да. Отвратительные создания, везде гадили, кусались... Но задушить их оказалось очень легко.
Потом настал черед Елены, старшей дочери Анны Львовны. Ударить сзади камнем, подержать под водой, пока девушка не захлебнется... – все это она проделала так спокойно, что сама себе удивилась... Неприятнее всего было, однако, то, что, возвращаясь в дом, она чуть не наступила на спящего Старикова.
– Верно, – подала голос Амалия, которая до того молчала. – В тот вечер на вас было голубое платье... Помните, Марсильяк, что он говорил? Что на Елене было голубое платье... На самом деле он просто в пьяном бреду перепутал вас с ней.
Затем настал черед Головинского. Он был пьян, поругался с Анной Львовной, занес руку, чтобы ударить ее... Андрей Петрович, белый как мел, с трясущейся нижней челюстью выгнал его из дому. Головинский сел на лошадь, и та побрела в лес. Он качался в седле и наконец упал. А когда поднял голову, рядом стояла экономка.
– Он обругал меня... Велел помочь ему подняться... И тогда меня что-то ослепило, какая-то злоба... Я ненавидела его, как мерзкое насекомое. У меня в руке был камень, и я била его камнем, пока... пока он не затих. Потом я вложила ему в руку перо, пошла к озеру, умылась и вернулась домой. Никто ничего не заметил...
– Перо было знаком?
– Да. Я хотела, чтобы она поняла. И еще... я почувствовала, что больше не могу. Я очень хорошо относилась к Елене, поверьте... Она была не похожа на свою мать. И то, что я сделала... – Ирина Васильевна умолкла. – И мальчики были такие славные... Я помню, что говорила как-то, мол, они злые, но это неправда... Я больше не хотела никого убивать. Я устала... так устала... И даже ее горе, ее слезы, которые я видела, не доставляли мне больше никакого удовольствия.
– Значит, вы решили остановиться?
– Да.
– Вы знали, что ваша подруга, Марья Петровна, находится в городе?
– Кто-то при мне упоминал о ней. Но я не желала с ней встречаться. Да она бы, наверное, не узнала меня при встрече... Я ведь сильно изменилась.
– А потом вы узнали о том, что Анна Львовна столкнула ее под поезд, и решили, что недостаточно отомстили? Так?
– Нет-нет... Тут другое... Когда господин Марсильяк пришел к Анне и стал говорить, что все знает... она начала твердить всякое про моего сына... обижать его... а ведь он уже давно не мог за себя заступиться... Я не выдержала. И решила, что убью ее сыновей, чтобы она осталась одна, совсем одна... чтобы она поняла, каково... каково быть одной... Но я никак не могла улучить момент, чтобы увести их... И тут в гостинице появился молодой полицейский... Я ему указала на Бланш, мол, она и есть экономка, а ее предупредила, чтобы ничего не говорила, не то хуже будет. Вроде у нее проблемы с паспортом, но я скажу хозяевам, они все уладят... Вот.
– Что вы сделали с детьми? – спросил Зимородков. Он был очень мрачен.
– Этого я вам не скажу, – отозвалась Ирина Васильевна. – Ей – скажу... Она мать, она имеет право знать.
Лицо женщины было безмятежно. Ирина Васильевна сидела, сложив руки на коленях, и вся ее фигура дышала странным спокойствием. Зимородков кивнул полицейскому, который стоял у двери, и тот впустил Веневитиновых. Очевидно, они находились в коридоре и все слышали. По лицу Андрея Петровича текли слезы, Анна Львовна задыхалась.
