— Защитница коммерческих интересов? Вы что-то недопонимаете, Дарвин. Это моя работа, я занимаюсь своими клиентками, а насчет карьерного роста могу сказать: свою дочь я собираюсь отправить учиться в Гарвард, — ответила Джорджия с весьма недовольным выражением лица. Слова Дарвин показались ей оскорбительными — ведь вязание для нее не только источник доходов, но и интерес всей ее жизни. — Дорогая моя, хочу вам напомнить, что в моем магазине уроки вязания преподаются на профессиональном уровне.
Обе женщины с неприязнью уставились друг на друга. Дарвин нахмурилась, закусила губу и ушла.
Но через пару недель она появилась снова — как раз когда клуб только-только открылся. Обменявшись взглядами с Джорджией, она поняла, что та как бы говорит ей: «Вы можете оставаться здесь, но не беспокойте моих клиентов».
Дарвин нехотя кивнула в знак согласия. Она даже выбрала один из морковных маффинов Дакоты и попробовала его.
— Ого, очень вкусно! Потрясающе! — воскликнула она удивленно, а Дакота, необычайно гордясь собой, сообщила, что может снова угостить ее на следующей неделе.
— Мы будем рады, если вы придете, — мягко добавила Анита, посмотрев на Дарвин. Девушка поначалу решила, будто та издевается над ней и предложение это не более чем сарказм, но поняла свою ошибку, когда посмотрела в глаза Аниты и обнаружила там лишь участие и симпатию. Дарвин улыбнулась в ответ немного сдержанно, хотя втайне обрадовалась, что ей разрешили прийти вновь. Она скучала по этому странному заведению.
Однако эти собрания по пятницам, не принося никакой выгоды, не слишком радовали Джорджию.
— Они сидят тут по полдня, и никто ничего не покупает, — как-то раз заявила она Аните.
Конечно, это было не совсем справедливое замечание — магазин иногда ломился от наплыва покупателей, но период вечерних заседаний действительно в основном проходил в болтовне и развлечениях. Джорджия в такие моменты особенно остро чувствовала, как время и жизнь, посвященные исключительно работе и заботам о маленькой дочери, утекают сквозь пальцы. Она совершенно не успевала даже подумать о чем-то, кроме этой повседневной рутины. Все ее интересы сводились к тому, чтобы подсчитывать, сколько мотков продано и сколько осталось, какой шерсти стоит заказывать побольше, а от какой лучше совсем отказаться. Но она прекрасно понимала, что Аните эти собрания необходимы как воздух — они позволяли ей почувствовать себя нужной и востребованной. Для Дакоты же они являлись полезным развлечением и давали девочке возможность побыть некоторое время подальше от экрана телевизора, перед которым она привыкла просиживать часами.
Сам факт того, что Дакоте интересно заниматься чем-нибудь рядом с ней и она рада находиться дома, приносил Джорджии безграничное удовлетворение. Отношения с дочерью оказались для нее гораздо важнее собственных амбиций и сожалений о несостоявшейся карьере. Магазин сблизил их, появилось немало общего, и они стали гораздо лучше понимать друг друга. В конце концов, они обе были заняты делом с утра до вечера и их бизнес приносил прибыль, а значит, Джорджия кое-чего достигла за последние десять лет. С тех пор когда, работая за нищенскую зарплату помощницей редактора в небольшом издательстве, она в ужасе обнаружила, что беременна, ее жизнь сильно изменилась. Ее бойфренд Джеймс тогда решил расстаться с ней, сообщив, будто у него «есть серьезные планы на будущее и их отношениям пора положить конец». Но истинная причина состояла в другом: он завел себе любовницу в офисе, куда поступил на работу, — спал с владелицей крупного строительного агентства на Манхэттене.
Джорджия чувствовала себя виноватой в случившемся — она слишком привязалась к этому темнокожему высокому красавцу, с которым познакомилась как-то в баре. Она чересчур много бегала за ним и выказывала ему свое расположение. Ей нравились его развязность и самоуверенная манера держаться. Джорджии и в голову не приходило, что она стала для него лишь временным развлечением. Джеймс расценивал ее как особу, вполне подходящую для недолговечной постельной связи, и спутницу в его ночных похождениях по клубам — и только. Они не обсуждали ни вопросы совместной жизни, ни будущее своих отношений — просто стали жить вместе. Джорджия познакомила его со своими родителями. Энергичный Джеймс обладал необычайными амбициями. К тому же он привык жить на широкую ногу, и поэтому они ужинали в самых дорогих ресторанах и частенько покупали не слишком дешевые билеты на бродвейские шоу. Если они оставались дома, Джорджия, лежа в постели, читала рукописи, которые ей поручали просмотреть в издательстве, а ее любовник работал, сидя за столом в гостиной. Они были молоды, свободны, а Нью-Йорк дурманил головы обещанием огромных перспектив. Их связь казалась им приятным развлечением, доставлявшим обоюдное удовольствие. И Джорджии хотелось, чтобы все это продолжалось как можно дольше. В течение восьми месяцев они бродили по магазинам, строили планы по поводу покупки большой квартиры, рассматривали мебельные гарнитуры и предметы интерьера, прикидывая, как будет выглядеть их дом. Наконец они надумали купить жилье в Вест-Сайде. Однажды в постели с Джеймсом, положив голову на его широкую грудь, Джорджия, размышляя о будущем, вдруг спросила:
— Скажи, а твоя семья не будет против меня из-за того, что я белая?
Джеймс рассмеялся и ответил: все это чепуха. Потом они долго и весело болтали, пили и занимались любовью. Их отношения тогда представлялись ей идеалом взаимопонимания.
Но ей так и не суждено было познакомиться с его родителями. Она поняла это, лишь когда он бросил ее.
Она не могла поверить, что это случилось, но вскоре после того, как они расстались на время, Джеймс привез все ее вещи, оставшиеся в его квартире.
Когда он положил пакеты на диван, у Джорджии перехватило дыхание от ужаса. Она плакала и умоляла Джеймса не покидать ее, потом перестала есть и спать, а затем начала есть слишком много. «Сникерсы» и чипсы, гамбургеры и булки, пирожные с кремом, мороженое, пицца и торты… Она ела все, что покупала или находила в холодильнике. Даже самый дешевый фастфуд.
«Если ты столько ешь, то стоит задуматься, не беременность ли тому причиной?» — предположила как-то одна ее подруга, поборница здорового питания и экзотических диет.
Джорджия насторожилась. Месячные у нее действительно запаздывали. Даже слишком. И это уже само по себе было тревожным симптомом.
И что ей оставалось делать после этого? Вернуться назад в свой маленький городишко в Пенсильвании? Можно ли вообще пережить унизительное возвращение к родителям и в двадцать четыре года признать, что ее карьера летит к черту? Или ей все же стоило немедленно обратиться к врачу и сделать аборт? Джорджия проводила все свое время за чтением и разбором рукописей и писем в редакцию и поеданием самых сладких и высококалорийных маффинов.
Она решила ничего не предпринимать, просто пустила все на самотек и продолжала жить так, словно ничего не произошло, пока ее положение не стало очевидным для всех. Перед тем как купить билет на поезд, чтобы возвратиться к родителям, Джорджия отправилась прогуляться в Сентрал-парк. Она не видела иного выхода, кроме как обратиться за помощью к отцу и матери, однако ее гордость была уязвлена, а самолюбие изранено необходимостью признаться в случившемся.
