«Интервенция в Маньчжурии расценивалась японской военщиной, и не только ею, но и всей японской агрессивной буржуазией как вступление к большой войне, войне с Советским Союзом. Всё вышеизложенное заставило нас не только зорко следить за развивающимися на Дальнем Востоке событиями, но и предпринять ряд радикальных мер оборонительного характера. Целой системой политических, хозяйственных и военных мероприятий нашей партии и правительству удалось пока предотвратить возможную войну… Всё это значительно расхолодило воинственный пыл Японии и заставило, не берусь гадать — надолго ли, но в данный момент отказаться от войны с нами…
Что же нами сделано за этот период на Дальнем Востоке? Дальневосточные вооружённые силы за это время значительно увеличены, улучшается и укрепляется оборона сухопутных и морских границ. К сожалению, эта работа ещё полностью не закончена. ОКДВА имеет сейчас современные средства вооружения. Наряду с этими чисто военными мероприятиями правительством проводится колоссальная работа по созданию на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири самостоятельной оборонительной базы. Ведение успешной войны на Дальнем Востоке возможно только при наличии устойчивой хозяйственной базы на месте, так как дальность расстояния и слабость путей сообщения не гарантирует регулярного обслуживания обороны» (56). Так же как и Блюхер, он не давал в своём заключительном выступлении никаких конкретных цифр и фактов.
А вот выступление бывшего заместителя Берзина, а ныне члена Реввоенсовета ОКДВА Таирова, посвящённое разведке, было более конкретным. Он говорил о необходимости изучения возможного противника, о необходимости использования уже имеющейся разведывательной информации. Выступление было свежим, оригинальным, о нём стоит сказать несколько слов:
«…Последний вопрос, на котором я хотел также остановиться и который не был затронут ни в прошлом году, ни в этом году — это вопрос относительно изучения противника. В 1929 г. нас 4-е Управление пыталось ругать за то, что части шли в бой не зная противника. Сваливать вину на 4-е Управление было нечего, так как части не удосужились изучить имеющийся материал, даже если и недостаточный. Я считаю, что вопрос изучения противника в данный момент безусловно является актуальным. Реввоенсоветом сделана проверка в частях, как они изучали материал, который им преподносится как 4-м Управлением, так и 4-м отделом (имеется в виду разведывательный отдел штаба ОКДВА. — Е.Г.). Результаты оказались недопустимыми: не только не знали элементарных сведений о противнике, но не открывали соответствующие справочники и бюллетени. Это говорит за то, что мы этому делу не уделяли внимания. Ждём, когда опять будет какой-либо конфликт для того, чтобы всплыл этот пробел, который является неотъемлемым элементом боевой подготовки. Сейчас материала по этой части имеется достаточное количество» (57).
В столице империи
В 1932 г., когда части Квантунской армии продвигались к дальневосточным границам Советского Союза, в генштабе империи и в штабе Квантунской армии вынимали из сейфов папки с планами нападения на СССР, разработанными ещё в конце 20-х г. В планы вносились коррективы, изменения и дополнения с учётом выхода японских дивизий к дальневосточным рубежам страны. В портах Японии под погрузкой стояли военные транспорты, с островов на континент для подкрепления Квантунской армии перебрасывались танки, самолёты, орудия, боеприпасы. Началось формирование нескольких новых дивизий для отправки в Маньчжурию. Япония усиленно готовилась. Чтобы удержать проглоченный кусок Китая и подготовиться к новой агрессии на континенте, нужны были солидные силы. Квантунская армия была слаба для этого, и требовалось значительно усилить и её численность, и техническое оснащение её частей.
Но если в штабах ещё только готовились к войне, то на страницах японских журналов и газет уже воевали. Журналисты, промышленники, высокопоставленные чины военного министерства выступали с воинственными статьями, призывая к походу на Север и расписывая подробности военного конфликта. Даже некоторые дипломаты, которым по роду их деятельности была положена сдержанность в высказываниях и суждениях, не отставали от других на этом поприще.
Антисоветская кампания в японской печати проводилась в марте — мае 1932 г. и была связана с японскими провокациями на КВЖД и мерами, предпринятыми советским правительством по укреплению дальневосточных границ страны. Затем в конце этого года она была продолжена в связи с восстановлением дипломатических отношений между Китаем и СССР. «Грядущая война с СССР», «Угроза со стороны СССР» — подобных заголовков было достаточно на страницах влиятельных японских газет. 16 и 17 июня в газете «Буссю симбун» была опубликована статья Окада Мукис «Неизбежность японо-советской войны» с подзаголовком: «Выгодно воевать скорее». С 28 июня по 7 июля влиятельная «Токио Майнити» предоставила свои страницы Никояма Сиро, который выступил с большой статьёй «Грядущая война с СССР и тихоокеанская война», выдвигая тезис о «вечной неизбежности войны с СССР». В ряде номеров газеты «Нихон» в мае 1932 г. печаталась статья Камэнти «Война с Америкой или СССР?».
26 и 27 июля 1932 г. газета «Джапан адвертайзер» опубликовала статью военного министра генерала Араки «О задачах Японии». Развивая идеи меморандума Танака, Араки писал о необходимости распространения «японской национальной морали» не только в Азии, но и во всём мире любыми средствами и даже путём войны. Большим препятствием на этом пути он считал Внешнюю Монголию, то есть МНР, а также Восточную Сибирь. Подобное высказывание члена кабинета воспринималось как призыв к войне с СССР и вызвало дипломатический демарш со стороны полпреда СССР в Японии Трояновского. 27 июля он посетил японского министра иностранных дел Утида и обратил его внимание на эту статью.
В конце 1932 г. в советском полпредстве в Берлине хорошо информированный американский журналист Никербокер заявил во время беседы с руководителем отдела печати полпредства об убеждении американского правительства, что Япония сначала совершит нападение на СССР с целью захвата советского Дальнего Востока и укрепления своего тыла. Подготавливаемая грандиозная битва с США начнётся только после этого. Советский полпред в Англии Майский в своём донесении в НКИД от 10 марта 1933 г. отмечал, что, по мнению английских консервативных кругов, захват Японией Маньчжурии может привести к войне между СССР и Японией, а это было бы «настоящим благодеянием истории». Так думали в Лондоне.
После начала агрессии в Маньчжурии план реорганизации армии Японии начал осуществляться ускоренными темпами. Авиационные заводы страны работали на полную мощность. С их конвейеров сходили современные по тому времени истребители и бомбардировщики Только в 1932 г. военно-воздушные силы получили 600 новых самолётов. Большинство из них было переправлено в Маньчжурию, где формировались новые авиационные полки. Заработали конвейеры и на заводах, выпускавших танки отечественных образцов. В стране увеличивался выпуск артиллерийского и стрелкового вооружения.
После захвата Маньчжурии начался новый этап подготовки Японией войны против Советского Союза. Это хорошо понимали в коммерческих офисах западных стран. Поэтому предложения военного ведомства Японии о закупке новейшей военной техники встречали там поддержку и полное понимание. Английские военные концерны направили в 1931 г. в Японию самого разнообразного вооружения на общую сумму в 216 000 фунтов стерлингов, а в 1932 г. — на 230 000. Франция и Чехословакия поставляли островной империи танки, тяжёлые орудия, пулемёты, винтовки. Германия поставляла взрывчатку. Из США везли через Тихий океан авиамоторы и стрелковое вооружение. В общем, поставляли всё, в чём нуждалась империя, надеясь увидеть в скором времени её схватку с северным соседом.
