К 1935 г. общая численность вооружённых сил Востока (с МСДВ и АКВФ) достигла 241 311 человек, количество танков, танкеток и бронемашин выросло с 1340 до 2343, а боевых самолётов, с авиацией МСДВ, с 745 до 1438. Цифры были впечатляющие. На Дальнем Востоке в результате огромных усилий, жертв и колоссальных затрат исчисляемых сотнями миллионов рублей была создана вооружённая группировка, которая по всем показателям превосходила численность Квантунской и Корейской армий Японии. В сухопутных войсках было 99 736 человек, в ВВС—27.052, в коннице—22 149, в мотомеханизированных войсках— 18 848 человек и гарнизоны УРов — 18 522 человека (57). ВВС имели 10 авиационных бригад и 18 отдельных эскадрилий. На их вооружении имелось 213 тяжёлых бомбардировщиков (ТБ-3 и ТБ-1), 325 истребителей и 133 морских разведчика. Половину боевых самолётов (701) составляли бипланы Р-5, которые стояли на вооружении легкобомбардировочных и штурмовых авиабригад (58). Стрелковые войска имели 14 стрелковых дивизий, из них кадровых — 9, территориальных — 2, колхозных — 3, отдельных стрелковых полков — 2. Стратегическая конница имела кадровых кавалерийских дивизий — 2, колхозных — I и один отдельный кавалерийский полк. Мотомехвойска ОКДВА имели один механизированный корпус, две отдельные механизированные бригады, три механизированных полка кавалерийских дивизий и 11 танковых батальонов стрелковых дивизий. Артиллерия РГК имела три полка и два отдельных дивизиона. Артиллерия ПВО была представлена одним полком и 11 дивизионами. Было также по нескольку батальонов связи, инженерных, инженерно-аэродромных и понтонных батальонов. Было построено восемь сухопутных укреплённых районов. На их вооружении имелось 328 орудий и 2376 станковых пулемётов. Таковы были итоги трёхлетнего усиления ОКДВА в 1932–1934 гг. (59).
* * *
В 1934 г. политическая разведка продолжала снабжать генсека документальной информацией о действиях Японии против Советского Союза. 11 марта Ягода направил Сталину очередной разведывательный материал. В сопроводительном письме он писал: «Направляю при этом документальный агентурно изъятый японский материал, направленный японским военным атташе в Турции в адрес Генерального штаба Японии в Токио. Документ представляет оценку возможности использования мусульманских государств по линии политико-стратегических мероприятий против СССР, а также соображения по поводу проведения необходимых мер в мирное время» (60). Доклад был составлен японским военным атташе в Турции Канда Масатанэ. Судя по тому, что текст доклада был завизирован начальником Особого отдела Гаем, фотокопия этого документа была получена агентурным путём в японском посольстве в Москве. Канда Масатанэ за эти годы превратился из скромного офицера японской разведки в военного атташе в Турции. Но, по-видимому, он находился около советских границ и продолжал заниматься разведкой против СССР. В январе 34-го он совершил поездку в Ирак, Сирию, Палестину и Египет. Основная задача — попытка использовать мусульманский мир против Советского Союза. Японская разведка ещё в 30-е гг. хорошо понимала значение дестабилизации в Кавказском и Среднеазиатском регионе.
В предисловии своего доклада военный атташе отмечал: «…в связи с напряжением наших взаимоотношений с СССР, возникает необходимость введения наших политико-стратегических мероприятий в стадию конкретизации. Считаю также, что нынешняя ситуация в Европе требует, чтобы наша империя как можно скорее обратила внимание на использование мусульманских государств» (61). В генштабе продолжали готовиться к войне и, чтобы исключить усиление Дальневосточной группировки Красной Армии во время войны, планировали организацию подрывных и диверсионных мероприятий на Кавказе и в Средней Азии, рассчитывая, что для подавления возникших беспорядков туда будут направлены значительные силы.
Изменившаяся в 1934 г. обстановка в Европе оценивалась военным атташе как улучшение военно-политического положения на западных границах СССР. В докладе есть соответствующий абзац: «Улучшение внешнеполитических отношений между СССР, с одной стороны, и Польшей, Францией и другими государствами — с другой, отнюдь не носят долговечного характера. Однако, предполагая в ближайшем будущем возникновение войны с СССР, мы должны быть готовы к тому, что эта война начнётся в общем при тех международно-политических условиях, которые существуют в данный момент». Интересно, что этот пассаж был отмечен Сталиным при просмотре документа, и на полях он поставил знак вопроса. Подчеркнул генсек и ещё одну фразу доклада: «Чтобы Япония утвердила свою мощь, мусульмане должны помочь ей в войне с СССР, которую она прежде всего имеет в виду провести». Основной вывод доклада Масатанэ был следующим: «… Нашей целью должно явиться использование религиозных чувств мусульман, возбуждение вражды против СССР, объявившего войну религии. Мы должны растолковать мусульманам смысл нашей священной войны против Советского Союза и заставить их оказать нам моральную и конкретную поддержку» (62).
Сталин, конечно, помнил публикацию в «Известиях» от 4 марта 1932 г. И у него появилась идея повторить удачный опыт. Поэтому доклад Масатанэ вместе с сопроводительной запиской Ягоды был отправлен Карлу Радеку с резолюцией Сталина: «т. Радеку. Не стоит ли опубликовать, может быть с некоторыми пропусками? И. Ст.».
Радек, познакомившись с докладом, ответил 17 марта. Привожу ответ полностью.
«Дорогой товарищ Сталин.
1. Не зная состояния наших переговоров с ними и Вашей оценки военной опасности, я стесняюсь иметь суждение о целесообразности печатания.
Печатание документа имеет одно преимущество: показывает опасность стране и миру. Но это можем достигнуть и другими средствами, в то время как напечатание вещь очень острая.
2. Если считаете нужным печатать, то, думаю, лучше без сокращений. Сокращать стоит, если бы надо было выбросить для нас не подходящее, а такого не нашёл. Жду указаний.
Сердечный привет. К. Радек» (63).
Очевидно, доводы Радека показались Сталину убедительными. Публикации в печати не последовало и его ответ с резолюцией: «Мой архив. И. Ст.» был положен в папку документов политической разведки.
Радек был прав. Ничего конкретного, говорящего о разведывательной, подрывной и диверсионной деятельности против Советского Союза, в докладе не было. И публикация его в открытой печати означала бы только факт успешной работы нашей разведки, которая может получать документы японских военных атташе не только в Москве, но и в других странах. Но так как с публикацией 4 марта ОГПУ уже «засветилось», то вряд ли стоило «светиться» вторично и ещё раз настораживать военного атташе и разведывательный отдел японского генштаба. Внимательное изучение доклада показывает, что этот документ в отличие от документа, опубликованного 4 марта, не обладал большой «убойной силой». Общие рассуждения о привлечении стран мусульманского мира к борьбе против Советского Союза говорили о том, что эта проблема ставилась в общем перспективном плане перед руководством японской разведки. Содержание второй главы доклада, где говорилось о мерах, которые следует проводить в мирное время по линии использования мусульманских государств, касалось дипломатических и экономических взаимоотношений Японии с мусульманскими государствами, к нашей стране отношения не имело. Но, очевидно, по каким-то неизвестным пока причинам до использования этих государств в мирное время против Советского Союза дело так и не дошло. Эта проблема стала актуальной только в самом конце XX века.
