Но Матильда только покачала головой.
– Вы не понимаете, мадам… Как только вы вышли, мой муж… он потерял сознание. Я разбудила месье Ланглуа… он немного вздремнул, вы знаете… потому что после того, что случилось сегодня, мы все валились с ног… И мы вдвоем стали приводить Гийома в чувство.
– А потом мы услышали выстрел, – добавил Ланглуа, как бы извиняясь.
Амалия повернула голову и заметила меня.
– Что там у вас, Лефер? – резко спросила она.
Я отдал ей плащ и коротко рассказал о том, где именно я его нашел.
– Похоже, молодчик просто издевается над нами, – буркнул Гийом. Он сидел за столом, массируя виски, и был очень бледен. Под его глазами лежали коричневые круги.
– Как ты, дорогой? – заботливо осведомилась Матильда.
– Лучше, – отрезал он. – Значительно лучше.
Амалия стала осматривать найденный мной плащ убийцы. Дверь спальни отворилась, и на пороге показался доктор. Рукава его были засучены выше локтей, пальцы были красными от крови.
– Я вытащил пулю, – мрачно сказал он, отдавая ее Амалии. – Это все, что я смог сделать.
Амалия поднесла пулю к лампе и внимательно осмотрела ее.
– Стандартный шестизарядный револьвер. Американский, – уточнила она. – Неужели все-таки…
Она умолкла, напряженно обдумывая что-то. Доктор Виньере терпеливо ждал.
– Как Люсьен? – наконец спросила она.
Доктор сгорбился и махнул рукой.
– Он без сознания. Потерял много крови… Но будем надеяться на лучшее.
Гийом заплакал. Матильда стала гладить его по плечу, но он оттолкнул ее.
– Какое счастье, что мама не видит, что происходит… – простонал он. – Иначе она бы не пережила, просто не пережила всего этого…
Амалия потемнела лицом. Губы ее сжались. Она поднялась с места.
– Мадам Бретель, благодарю вас… Я посижу с Люсьеном, а вы пока идите к госпоже графине.
– Да, мадам Дюпон, – пробормотала Эдмонда, утирая слезы. – Я… конечно…
– Я останусь с вами, – встрепенулся Фредерик. – Ведь этот мерзавец стрелял в вас… Наверняка он может повторить свою попытку…
– И я тоже остаюсь! – горячо промолвил Гийом. – Ведь Люсьен – мой брат. Я… я просто не могу уйти.
– Хорошо, – устало сказала Амалия, – хорошо… Месье Ланглуа, вы свободны. Доктор, будьте поблизости, чтобы в случае надобности мы смогли вас найти…
– Он дежурит с нами у постели графини, – сказала Эдмонда.
– А я? – подала голос Матильда. – Я тоже хотела бы быть вам полезной. Разрешите и мне ухаживать за мальчиком!
Я вскинул на нее глаза. До чего же она добра, бедняжка!
– Мы позовем вас, если вы нам понадобитесь, – мягко сказала Амалия. – У вас очень усталый вид, вам надо отдохнуть… Нет-нет, не спорьте. Нас и так трое – я, Фредерик и ваш муж, мы наверняка справимся. – Она отвернулась. – Спокойной ночи, месье Лефер. Вы тоже можете идти.
– Уже не ночь, а утро, – сказал я. – И вряд ли оно будет спокойным.
Я попрощался со всеми и ушел.
И в самом деле, за окнами светает. Я заканчиваю писать в своем дневнике, который начал вести от скуки в рождественские каникулы, еще не подозревая о том, что ждало всех нас впереди. Сейчас я потушу свет и лягу в постель, чтобы попытаться уснуть. Но я вовсе не уверен в том, что мне это удастся.
2. То, что произошло в комнате Амалии 30 декабря 1884 года
«Тин, тин, тин…» – шепчут часы.
«Крак, крак…» – воркуют в камине поленья.
За окнами воет ветер, и в его вой вплетается хриплое карканье ворона. Не к добру это, не к добру!
Тень ползет по ковру к Амалии, которая дремлет в кресле. Вздрогнув, она открывает глаза. Перед ней стоит Фредерик Массильон.
– Что Люсьен? – напряженным голосом спрашивает она.
– С ним брат, – отвечает актер. – Только что пришел доктор.
– Виньере сказал что-нибудь?
– Ничего.
Массильон валится на оттоманку. Его плечи опадают. Видно, что он смертельно устал. Приподнявшись в кресле, Амалия бросает взгляд на часы.
– Уже полдень, – безнадежным тоном произносит актер. – Может быть, вам принести что-нибудь поесть?
– Спасибо, – отвечает Амалия, – но что-то не хочется.
Сделав над собой усилие, она встает и идет в соседнюю комнату. Люсьен лежит на постели с закрытыми глазами, доктор Виньере осматривает его рану. Гийом стоит тут же, закусив губы. Лицо у мальчика – совсем синее, и Амалии даже не надо глядеть на доктора Виньере, чтобы понять, что надежды почти нет. Тем не менее она спрашивает:
– Как он?
Доктор бросает на нее хмурый взгляд.
– Плох. Но он борется. – Медик колеблется, прежде чем произнести следующую фразу: – Полагаю, если он продержался столько часов после ранения, то это все же положительный признак. Больше всего я боялся, что он не переживет операцию.
– Значит, он не умрет? – вырывается у Гийома. – Он будет жить?
– Я не знаю, – шепчет Виньере. В его глазах застыла тревога. – Не знаю. Поймите, я ничего не могу обещать. Я делаю все, что могу, но боюсь… – Он собирается с духом. – Боюсь, что этого все же мало.
Амалия садится в кресло возле изголовья мальчика и берет его за руку. Та мягкая, холодная и безвольная. У запястья неровной ниточкой бьется пульс, и, поймав его, Амалия немного успокаивается.
– Вы же все утро сидели с ним, – тихо говорит Гийом. – Вам надо отдохнуть. Хоть немного.
– Нет, – отрезает Амалия. И повторяет: – Нет.
Стрелки ползут по циферблату. Час. Четверть третьего. Без пяти пять. Люсьен весь в поту, он мечется и бредит. Повязка на его щуплом тельце намокла от крови. Рядом с Амалией Фредерик сменил Гийома. Вновь приходит Виньере. Время от времени в комнату заглядывают остальные обитатели замка – Эдмонда Бретель, Матильда, Ланглуа, Арман Лефер. Из соседней комнаты раздается стон. Встревожившись, Амалия выходит туда. Нет, все в порядке, просто у Гийома очередной приступ головной боли. Бедный Гийом! В любую минуту коварная опухоль может убить его. Жизнь Люсьена по-прежнему висит на волоске, как и жизнь их матери. Словно какой-то рок обрушился на эту семью…
– Как вы, Гийом? Может быть, сказать доктору, чтобы он дал вам лекарство?
– Нет, – бормочет Гийом, через силу пытаясь улыбнуться, – не надо… Вы знаете, как только вы вошли, мне сразу же стало легче. И голова почти не болит…
Амалия понимает, что он говорит неправду, но не настаивает и возвращается к Люсьену. Она садится в кресло, и тут что-то твердое впивается ей в бок. Поморщившись, она сует руку в карман и обнаруживает в нем хрустальный пузырек с переливающейся зеленоватой жидкостью, про который совсем успела забыть.
