«Слава Аллаху, милостевому и справедливому. Этот поход, если вернемся целыми, принесет солидный куш».
Не каждый купец в Медине может похвастаться, что побывал у самого Бахр Варанк — Варяжского моря, как говорят сакалибы. А он Ибн-Хулал доплыл к нему, повидал города русов, уже имеет прибыль от своего путешествия, а сколько еще выручит звонкой монеты от любовно упакованной и аккуратно уложенной пушнины. Он, уважаемый на родине купец. Требовалось рискнуть, и он рискнул. Сакалибы не знают настоящей цены шкуркам бобра и черной лисицы, песца и соболя. И слава Аллаху, что так. А еще он вез речной жемчуг, на берегах Нево он тоже очень дешев. Бочонки с медом. Да мало ли чего он везет, прибыль обещает быть баснословной. Единственно, точило мысли, правильно ли он сделал, поплыв на юго-запад к «семесьским городам». Ведь можно было по Итилю доплыть до Камеджы — столицы Хузар, а там море Джурджана, немного усилий и он почти что дома. Как говорят на востоке, чтобы найти правильный путь, нужно остановиться и оглядеться. Но теперь-то оглядываться поздно, вот войдем в Дон, повернем на восток, на Белую Вежу. Там оглядимся. А сейчас разве что пристать у какого селения по пути, размять ноги, дать отдых людям. Скоро пойдут неспокойные места, земли степных варваров. Нельзя будет даже выйти на берег.
— Салех, — позвал он кормщика. — Увидишь с правой стороны берега поселение сакалибов, пристанешь, будем отдыхать.
— Слушаюсь, хозяин.
Могучие ели в иных местах, так близко подступали к берегам, что лапы их почти смыкались над водой, казалось судно идет не по реке, а по лесной дороге. В таких местах совсем не ощущалось, что это юг Руси, только зелень здесь была светлей, чем в Новгородских землях, все-таки сказывалось присутствие палящего, южного солнца, да синь неба не такая глубокая, как на севере. Средина лета. Вдруг справа по борту на высоком мысу корабельная прислуга заметила столб черного дыма, горел сигнальный костер.
— Эфенди, что-то мне подсказывает, что с нужной нам стороны будет деревня.
— Да, да. Вот только как нас там встретят?
— Русы, народ хлебосольный. А мы не воины, а купцы. Купцам всегда почет и уважение.
Узкая, маленькая лодка-однодревка выплыла из-за мыса навстречу судну, два славянина сидевшие в ней, вытянув шеи, будто это могло чем-то помочь, издали пытались рассмотреть приближающегося «купца». Плавучие средства сблизились на расстояние приемлемое для общения.
— С чем пожаловали, уважаемые?
С носа корабля свесился Сухмет, упитанный малый, с плохо растущей козлиной бородкой и усами, еще на родине изучавший от рабов-славян русский язык. В походе он был толмачом.
— Хозяин наш, купец. Домой возвращается из ваших земель. Просит дозволения пристать на отдых в вашей деревне.
— Там за мыском, через пять стрелищ затон с пристанью. Мы оповестим, вас встретят.
— Благодарю тебя, русич, — лицо Сухмета расплылось в дружеской улыбке.
Лодка развернулась в обратную сторону, сидевший на корме ритмично прогреб воду веслом, придав ходу лодки ускорение, а ставя весельное перо ребром, используя его в качестве правила, направил лодку в нужном ему направлении. Лодчонка нырнула в заросли у песчаной косы, исчезнув в незаметной со стороны фарватера талице. А через короткое время клубы дыма от костра зазмеились в каком-то неведомом, для проплывающих, порядке.
— Сигналят.
— Да.
На пристани, связаной из толстых сосновых бревен, к которой кормщик причаливал судно, их уже ждали бородатые мужи в холщовых рубахах опоясанных мечами, но без щитов и копий. Первым на пристань выпрыгнул Сухмет, кланяясь, прикладывая левую руку ниже груди. Купец, дождавшись когда судовые концы будут закреплены, степенно ступил на берег. Навстречу шагнул только кряжистый селянин с тонкой серебряной гривной на груди. Слегка поклонившись в приветствии, спросил:
— С чем пожаловали в нашу вервь, гости нежданные?
Сухмет толмачил, ничего не добавляя к словам старейшины от себя.
— Я, мединский купец Ибн-Хулал. Иду с товаром домой из вашей благодатной страны. Прошу дать пристанище мне и моим людям, а завтра с рассветом мы поплывем дальше.
— Что ж, добрым гостям мы рады. Я староста северянской верви Ратибор. Прошу идти за нами. Мы укажем вам постой. Накормим и угостим медом хмельным и квасом, тебя и твою команду.
— Сердечно признателен тебе, уважаемый Ратибор. С моей стороны прими, как знак уважения пять кувшинов румского вина.
— С радостью. Идемте, мы проводим вас.
Закатное солнце оранжевыми лучами освещало открытые настежь ворота веси. В эти ворота пастушки прогнали мычащее стадо коров, торопящихся к своим хозяйкам на вечернюю дойку. Селение наполнялось картиной мирной жизни. Заканчивался трудовой день. С реки веяло прохладой. Корабельщики, сопровождаемые старейшиной, прошагали по центральной улице к возвышавшейся среди деревенских хибар избе, обнесенной забором. Из-за плетней на прибывших смотрело население общины. Расположившись во дворе, и ожидая угощения, люди вымотанные дорогой разомлели. В честь гостей была затоплена баня. Когда подошло время, распаренных и чистых, их усадили за столы, накрытые тут же во дворе под яблонями. Угощали сбитнем и квасом, простой деревенской стряпней, от хмельного меда те отказались. Когда стемнело, уложили спать, разобрав гостей по жилищам. На судно ушло отдыхать трое во главе с кормчим. Купца оставил в своей избе старшина веси. Ночь вступала в свои права.
Дни, которые понеслись чередой, для Сашкиных орлов стали обыденными буднями. Он взял их в оборот мертвой хваткой бультерьера, ни на миг не выпуская из поля зрения. Десять молодых пацанов, в возрасте до двадцати лет, были отобраны им по тем критериям, по которым отбирают в элитное подразделение специального назначения Вооруженных Сил Российской Федерации. В свое время Сашка и сам был отобран таким образом, поэтому эту кухню он знал. Приказ Монзырева был прост.
«Отобрать. На подготовку один год».
К десятку деревенских, Монзырев от себя, присовокупил двух пацанов попавших в эту передрягу вместе с ними, Олега и Павла.
На курс молодого бойца был выбран самый простой и ненавязчивый армейский распорядок. В учет принималось лишь отсутствие привычных часов. Поэтому:
Первые лучи солнца — подъем.
Продрать глаза — утренняя поверка.
Посленочный перессык — утренняя зарядка, в обязательном порядке начинавшаяся с десятикилометрового кросса по пересеченной местности. Дистанцию Сашка сам отмерял, как смог. После кросса шли разминочные упражнения по рукопашному бою.
Солнце на два пальца выше крон — утренний туалет и завтрак. Еду во временный лагерь, находившийся от деревни на расстоянии десяти километров, на чертову дюжину бойцов доставляли три раза в день, на телеге, запряженной печенежской кобылой две молодки. Таково было распоряжение Монзырева.
«Что-бы бойцы чувствовали, что о них помнят в родной общине».
