— Прости, великий и могучий! Раба своего тупого, прости! От скудости ума произошло сие. Прости, сирого и убогого. Знаю силу твою, боюсь тебя.
Мишка глядя на то, как Монзырев унижает себя и возвеличивает стоящего перед ним, тоже брякнулся на колени, опустив голову, исподлобья наблюдал за Велесом.
— Не юродствуй, боярин. Хотя-а, — славянский бог, будто в раздумье почесал пятерней шею под окладом бороды, изрек, — уже лучше.
Вдруг Монзырев, как ни в чем небывало поднялся с колен, демонстративно отряхнул их ладонью, встал спокойно напротив бога.
— Ну, что, полегчало, Велес Корович?
— Николаич, я тебя точно когда-нибудь прибью.
— Ну, это твое дело. На то ты и существо высшего порядка.
— Рассуждаешь как последний безбожник.
— Был бы безбожником — не стоял бы перед тобой. Ну, что, за встречу что ли? По-маленькой.
— Да, не на сухую ж, раз позвал.
— Старику-то подняться разрешишь? Или пускай поклоны отбивает?
Уже другим, более возвышенным голосом, Велес обратился к волхву:
— Встань Святогор, вижу моленья твои каждодневные и требы, принесенные родовичами твоими.
Волхв замолчав, приподнял голову, в глазах читалось обожание и почтение.
— Поднимайся, поднимайся с колен волхв. Потом поклоны отбивать будешь, — ухватив за локоть, Монзырев поставил его на ноги. Отдал Велесу в руки кружку с вином, сунув другую в дрожащие руки волхва. — Погуляй пока, Мишаня, — махнув головой юнцу.
— Угу! — быстро ретировался Мишка.
— Так, что. Быть добру! — сдвинули чаши с напитком. Выпили.
Велес, глянув на все еще находящегося в прострации Святогора, сдвинул брови.
— Ты, иди, человече. Нам с боярином поговорить надобно.
Оставшись вдвоем, опрокинули еще по кружбану винца.
— Никак не пойму, куда поганые запропастились?
— Уж очень ты скор, как я погляжу, Николаич. Своих-то ворогов ты быстро упокоил. Считай, за два дня управился. А, те, какие вглубь Руси шли, под Курском задержались. Не послушал их старший советов Кулпеевых, кусок пожирнее ухватить захотел. А теперь, город не взял, ведет орду, как и планировалось, только с опозданием, считай, по параллельной дороге. Но, на твое воинство тоже делов хватит. Друган твой лесной, Лешак местный, сейчас занят тем, что водит по лесным дорогам большой печенежский отряд. Совет я ему дал, выведет он кочевников вот к этому селищу. Так, что, встречай гостей поутру.
— Сдюжим ли? Сколько в отряде воинства?
— А, ты вон северян к себе в дружину прими, вместе с ними и бейте ворога.
— Так ведь нет никого. Деревня-то пуста.
— Здесь они, неподалеку. Если б Святогор посчитал вас татями какими, напали б лесовики на вас, сей же ночью.
— О, как! Хитрый мужик.
— Ага, а ты тут уши развесил, как Сашка твой сказывает.
— Да все было бы нормально. Только зачем друг друга гандошить, когда враг внешний в дом родной зашел?
— Да ведь на Руси так завсегда водилось — бей своих, чтоб чужие боялись.
— Блин, ну ничего не меняется, эх, Рассея — родина слонов!
— Ага, а еще добавь, что «слоны мои друзья».
— Слушай, откуда ты такой продвинутый бог взялся?
— Тебе как, по-научному ответ сгоношить, али по-нашему, по-старорежимному?
— Давай по научному.
— Понимаешь, брат, я живу вне пространства и времени. Вот, поклоняются мне смерды, требы подносят, я и жив. Забыли меня, некому вспомнить — и нет меня.
— Ну?
— Баранки гну. В твоем времени, демократия сейчас?
— Ну, да, время дикой демократии, хотя чиновники заели народ так, что происходящее в стране, только на экране телевизора демократией и зовется, а в целом у нас демократия только на внешнюю политику распространяется.
— Ну, почему же. Лично я так не считаю. Смотри-ка, сколько в твоей действительности различных религиозных обществ и общин появилось. Заметь, половина из них исповедует славянскую культуру, так называемое язычество. И меня у вас помнят, молят и дары подносят. Ха-ха! Так, что и мы кое-что могем, например, зайти в кинотеатр и посмотреть индийский фильм о слонах, которые — «мои друзья». Ха-ха!
— Так ты даже знаешь, что там в нашем городке происходит?! Как там Василенков поживает? Не икается ему? Отправил нас сюда, сука такая.
— Да все там нормально. А, Василенков что ж. Дерут его за ваше исчезновение, вот уже год, как дерут.
— Ну, это нормально! Узнаю родную, непобедимую и легендарную.
— Ладно, давай по третьей и я исчезаю.
— А, как же…?
— А, об этом вы со Святогором столкуетесь. Он мужик понятливый, правильный. Уже увидел и прочувствовал откуда ветер подул. Ну, за победу!
— За нашу победу!
— Андрей, я тебя прошу, без фанатизма. Твоя задача только полон и все. Не надо лезть в герои, если тебя не назначили.
— Помню. Это слова нашего генерала?
— Они. Поэтому грохнешь печенежский обоз и отходи в лес. Лешак, присмотри там за ним, не ровен час в драку полезет.
— Боярин, обещаю тебе, будь спокойничек.
— Андрей, я вас с Сашкой порву как Тузик грелку. Ну, на фига вы местных чужому лексикону, учите?
Еще вечером к северянскому селищу вышел из леса леший, все в том же затрепанном полушубке на голое тело, в каком был прошлой осенью. Улыбаясь знакомцам из Монзыревской дружины, прошлепал к начальству, попутно здороваясь с кривичами. Удивлению северянских старейшин не было предела, как такое может происходить, что сам лесной господарь спокойно ручкается с пришлым боярином, а с дружинным сотником, так и вовсе, полез обниматься, словно с родней, но больше всего удивляло, что дружинники воспринимали все это как должное. Ну, не должен лешак помогать людинам, и все тут! Но, делать было нечего, сам Велес рассудил, кто правит в этом мире, а кто должен подчиняться.
Когда старейшины деревень разбросанных по округе, после разговора со Святогором, пришли со своими воинами к кривическому стану, дружина встретила их появление настороженно. Сотни людей, простоволосых и в лохматых шапках выходили из лесной чащи, бронь на теле попадалась редко, деревянные щиты в руках — вот и вся защита, имели при себе копья и дубины, но колчаны, наполненные стрелами, и луки были у каждого. Среди смердов попадались оружные широкими топорами — секирами, такими тяжелыми, что сражаться ими можно было только двумя руками. Всю их одежду составляли холщевые, длинные рубахи да порты, заправленные в черевы, а то и в лыковых лаптях.
Монзырев встретил местных селян, сидя на седле, снятым с лошади и положенным прямо на землю. Ожидание прихода подкрепления закончилось. Глянув на толпу северян, он понял, что прибывшие смерды не умеют воевать строем, а значит, войну с печенегами придется вести партизанскую, по-другому конная орда порубит их необученную, беспорядочную, уязвимую ватагу, в прямом боестолкновении, как колун, без особого напряга разрубает березовую чурку на дрова.