О том, что проход в пространстве должен проделать он сам, Толик говорить не стал, зачем лишний раз волновать людей запредельными для их восприятия деяниями.
— Я, со своей дружиной последую за тобой. Надеюсь, против не будешь?
— Нет, — и уже воеводе. — Гунарович, ты и Ставка остаетесь здесь. Границу на запоре держать будете еще седмицу. Комплектуй караван и отправляй его домой по дороге вдоль Псела.
— Я, понял тебя, хевдинг. Может и я с вами?
— Нет воевода, дела надо доводить до логического завершения. Ты нужен мне здесь. Кажись все.
Оглядев своих попутчиков, Монзырев произнес:
— Уходим сейчас и прямо отсюда. На поляне откроется проход. Первыми в него войдешь ты, Горбыль, со всем своим воропом. Затем Андрей со своими, ну, а уж мы с боярином Вадимом и остальными воями в замыкании двинемся.
— А, лошади наши как же? — спросил Курский наместник.
— Проход будет открыт прямо в городище. После того, как наведем там порядок, вас по этому-же проходу переместят обратно. Из Рыбного уже на лошадях вернетесь в Курск.
— Понятно.
Монзырев обернулся лицом к поляне, прикидывая в уме, где и как появится сама «дверь» в пространство. Не оборачиваясь, обратился с последними наставлениями:
— Сашка, готов?
— Да, командир.
— Через проход попадешь прямо в теремную светелку. Режете всех чужих на своем пути, разбираться будем после дела.
— Понял!
Отрешившись от посторонних мыслей, родовой боярин кривичей представил перед собой мембрану, когда-то виденную им при переходе в десятый век, представил выход из нее в большую комнату терема на первом этаже, где все они так любили собираться для обсуждения дел. Представил так ясно, до последней мелочи интерьера, словно уже находился в ней. Кожей почувствовал электрическую составляющую Вселенной, и перед ним вдруг прорезалась серость и хмарь пелены окна в красочном пейзаже поляны. Проход открылся.
— Сашка, пошел! — скомандовал он, силой воли и воображения удерживая объемный сгусток серого туманного перехода.
— Орелики, оружие к бою, работаем. За мной!
Горбыль первым впрыгнул в пелену и исчез в ней. За ним, не отставая и, особо не задумываясь куда лезут, в переходе исчезли наворопники. В считанные минуты, через проход ушел Андрей со своими воями и еще три десятка кривичей-добровольцев из дружины, ушли куряне. Плечом к плечу с боярином Вадимом прошел переход и сам Монзырев.
Очутившись у себя в тереме, Анатолий увидел неприглядную картину. Светлица была завалена трупами, и эти трупы в большинстве своем принадлежали захватчикам. Сашка с воропом, первым пройдя проход, сразу же натолкнулся на два десятка вооруженных викингов, составлявших верхушку хирда. Они превратили светлицу в подобие хлева, устроив пир по поводу победы в центральной избе городища. На сундуках, стоявших вдоль стен, плоские крышки отброшены к верху, добро нажитое в этом мире, вышвырнуто, разбросано по полу, испачкано и загажено. Длинный стол со скамьями, перевернуты, изломаны. Кругом лежали трупы своих и чужаков, виднелись потеки крови, лужицы вина и медовой браги. То, что не смогли сделать печенеги силой, ярл датчан добился хитростью.
На Монзырева было страшно смотреть, казалось, он постарел в течение часа. Лицо осунулось, приобрело сероватую бледность человека, давно не видевшего лучей солнца, нос заострился, и только глаза пылали огнем.
— Говори! — велел он Славке, ученику Вестимира.
— Они пришли с запада, поднялись по реке на двух лодьях, по виду купцы. С надвратных башен, охрана заметила их еще издали. Спокойно подошли к пристани, закрепили канаты. На лицах доброжелательные улыбки играют. В терем прибежал посыльный от начальника дежурного наряда, доложил, мол, приплывшие купцы приглашают прийти посмотреть товары, в крепость заходить не будут, уплывут дальше по реке.
Славка кулаком смахнул набежавшие из глаз слезы, из-под приспущенных век виновато глянул на сидевшего за столом Николаича. Даже сейчас, в кругу своих соратников, внимательно слушавших отрока, он казался одиноким, отделившимся невидимой стеной ото всех. Славке стало не по себе от его одиночества.
— Говори, — снова произнес Монзырев.
— Вестимир хотел отправить посыльного обратно с наказом, что селище не нуждается в привезенных товарах. А, тут Галина воспротивилась, говорит, что после печенегов селище могло бы продать кучу железного хлама купцам, на худой конец обменять на что-то полезное. На все протесты волхва, самой остаться в тереме, ответила — нет. Вы же знаете, Анатолий Николаевич, характер Галины. Передала Людмиле на руки Ольгушку и пошагала к варяжским купцам. Ну, дед по-быстрому собрал два десятка воинов и побежал за ней вдогонку. Нагнали мы ее, считай, уже за крепостной стеной. С ней уже Боривой был и пятеро ее подручных хозяйственников. Подходим к судам, представляемся, чин по чину, слышу мысли у купцов совсем не купеческие, да, и не купцы это вовсе — датчане. Понимаю, худое задумали. Я, к Вестимиру поближе, шепчу: «Деда, это бандиты, нурманы. Грабить пришли». А, Галка уже у борта, смотрю, в коробочку ее берут, так аккуратненько. Вестимир меня толкнул, говорит тихо, беги, мол, поднимай наряд и людей всех поднимай. Я, мимо своих прошмыгнул и подался к крепости, а за спиной слышу уже и бой идет. Тут меня стрела их в плечо-то и клюнула, лучник в левую лопатку целил, да, помешал видать кто. Поняв, что таиться больше не надо, заорал еще издали: «Закрывай ворота!». А, у ворот уже тоже свалка. Сторожа пока на купцов глазела, прощелкала момент, когда к ним по земле вороги подобрались.
Славка опять засопел, припомнив резню у воротного проема. В горнице терема послышался возмущенный ропот присутствующих.
— Козлы, как слепых котят повязали, — высказался Горбыль.
— Их, Саня, не повязали, их, как баранов порезали, — не согласился Андрей.
— Тихо! — повысил голос Монзырев и бросил взгляд на Славку, хрипло произнес. — Говори.
— Бой шел уже в крепостных пределах. Чем-либо помочь своим я уже не мог, протиснулся мимо дерущихся и к терему побежал со всех ног. Заскочив в терем, за считанные минуты собрал всех, кто был в нем, почти пинками заставил бежать к северным воротам, встречных на пути пристраивал к остальным.
— В лес уводил?
— Нет. Дед всю жизнь считай, волхвом проработал и если про священную дубраву, на время все забыли, он помнил и мне втолковал, что в случае чего, тропа в нее протоптана. Надо только идти по ней, не веря глазам своим, это, как голограмма у нас в будущем — видишь одно, а потрогать нельзя. Плохие предчувствия у деда были. Так по тропке полторы сотни баб и детей вывел к капищу, а найти нас там, в невидимом лесу уже никто бы не смог. Даже вы. Это я вас углядел, потому и вышел.
Анатолий Николаевич встал с лавки, подойдя к пацану, обнял его, прижав голову к своей груди.
— Спасибо, Слава.
