* * *
Пока гуляешь по центру, никто ни за что не оставит тебя в покое. Тебе наперебой на испанском, английском и порой даже на русском языке будут предлагать:
– биситакси – велосипедное такси на двоих,
– просто такси,
– сувениры, преимущественно с Че Геварой,
– береты в стиле Че и Фиделя,
– газету GRANMA,
– диски с кубинской музыкой,
– ром,
– ресторанные меню.
Еще, особенно если вы говорите по-испански, вам будут загадочно предлагать сувенирные сигары из табачного кооператива «очень, очень дешево!».
Никому не верьте и смело шлите всех лесом.
Они продадут вам за 400 рублей пачку из 25 сигар в бумажной обертке, и это правда дешево по нашим меркам. Только в магазинчике в нетуристической части города точно такая же пачка стоит 40 рублей. Просто места надо знать!
* * *
А мы живем в пригороде Гаваны под названием Санта-Фе у 73-летнего кубинца Роли (сокращенно от Рональдо). Из центра до него надо ехать больше часа на двух автобусах. Роли примечателен не только тем, что он позитивный человек с обаятельнейшей улыбкой, искренне радующийся гостям, а также и тем, что с 1968 по 1972 годы получал техническую специальность в Одессе и, как следствие, неплохо помнит русский язык. Что, кстати, не такая уж и редкость на Острове свободы – особенно среди граждан старше сорока лет.
Санта-Фе – тишайший поселок на самом берегу моря.
Тут прекрасные пляжи из белого песка, кокосовые пальмы, под водой – причудливые кораллы.
При этом береговая линия на удивление пустынна. Ни тебе туристов, ни бесконечных сувенирных лавок, где все втридорога, ни прибрежных кафешек с зонтиками. Нет, обыкновенные дома, некоторые – слегка побиты былым ураганом; пролетарский магазин, рынок.
В доме Роли… как там было у одного из известных писателей? не нищета, но красноречивая бедность. Старая посуда на кухне сделана в Советском Союзе. Стены покрашены, наверное, лет сто назад; потолок в гостиной осыпался, ободрана и часть стены. Ванная тоже очень скромная, со старенькой, но добротной сантехникой. Но зато везде очень чисто и прибрано. На полках, как водится, фотографии его взрослого сына, живущего ныне в Штатах, и прочие милые родительскому сердцу мелочи.
Роли показывает свой старый пожелтевший альбом с фотографиями из Одессы, Москвы, Санкт-Петербурга, Киева.
Ну и красавчик же был! Сложно узнать в этом смешном худеньком седом человеке в очках жгучего кареглазого брюнета, по которому девицы наверняка сохли пачками. Сейчас у Роли смешные очки с толстыми стеклами и спортивные шорты до колен. Роли не прочь пропустить стаканчик-другой самого пролетарского белого рома.
Своей пенсией в 11 евро он доволен и считает, что государство неплохо его обеспечивает.
Мы приносим по вечерам продукты и разговариваем на причудливой смеси испанского и русского языков. Роли тешит мое самолюбие, восхищаясь моим странным акцентом и «богатым» словарным запасом. И рассказывает нам разные интересности. Например, что был, мол, год, когда почти никто из кубинских детей не отдыхал в лагерях на море, потому что все места отдали советским ребятам, пострадавшим от Чернобыльской катастрофы.
Чуть ли не самая главная мечта Роли – вернуться в те места, где он был когда-то молод и счастлив. Я так хотела бы, чтобы дедушка Рональдо снова побывал здесь, у нас. Снова увидел Москву, Санкт-Петербург и, конечно же, Одессу. Я прямо-таки вижу встречу дедушки в аэропорту. Усадить его в автомобиль и посвятить ему полторы-две недели. Нева, мосты, Дворцовая площадь, затем Первопрестольная, затем Псков и Великий Новгород, а потом дальше, на юг, к Черному морю… И ведь нужно для этого всего ничего: загранпаспорт, виза и авиабилеты, которые мы купили бы моментально, да только, боюсь, нет такой силы, которая смогла бы вырвать дедушку Рональдо из маленькой ветхой квартиры в Санта-Фе.
Мы снова и снова возвращаемся из центра Гаваны в его скромный дом. Конечная остановка. Подальше от пафосного Малекона и бутафорских пышногрудых тетушек с сигарами в зубах. Настоящая жизнь – здесь. Вот маленький магазин, где раз в неделю дедушка Роли придирчиво выбирает куриную ножку, сыр и бананы. Вот пляж, совсем не похожий на пляж: здесь купаются только местные, никаких тебе зонтиков, лежаков и баров. Вот улица, на которой все друг друга знают.
Латиноамериканская жизнь протекает на виду: кресло на пороге, ноги на улицу, туловище и голова – в доме, там, где жужжит телевизор.
На подоконнике сидит и умывается котенок. Если я начну умиляться и играть с ним, какая-нибудь кучерявая мучача непременно высунется из-за занавески: «Тебе нравится киса? Заходи, поиграй!»
У кубинских детей нет Интернета, зато у них есть детство: футбол, догонялки, велосипед.
На кухне дедушка Роли готовит для своих гостей ужин – немного бурого риса, немного бобов, немного кормовых бананов, жаренных на соевом масле на покрытой толстым слоем нагара чугунной сковородке.
Мы провели у него 5 дней. Ночевали в маленькой комнатке с портретом Че Гевары на стене и шумным вентилятором, который отгонял комаров. Он желал по-русски «Спокойной ночи!», варил какао по утрам и командовал: «Я помою посуду сам, я военный, и это приказ!»
По вечерам мы сидели на внутреннем дворике, под манговым деревом с гроздьями зеленых плодов. На бельевой веревке одиноко сушилась его майка, а в гостиной через открытую дверь привычно жужжал по-испански какой-нибудь фильм, транслируемый по ТВ. Мы пили обжигающий ром и смеялись над дедушкиными шутками. Я чертовски быстро привязываюсь к хорошим и добрым людям, таким, как он. Так что покидать его дом почему-то оказывается невыносимо тяжело.
«Поехали скорее в Гавану, я уже собрала рюкзак!». Почему-то в таких случаях хочется попрощаться как можно скорее, потому что чем дольше остаешься, чем сложнее потом уезжать.
И я помню, что было действительно безумно грустно. Накрапывал дождь, было пасмурно, и в голове крутилась дурацкая песня:
Yo quiero Che Guevara y la revolucion
Yo quiero Bob Marley y la revolucion
Zapata Fidel Castro y la revolucion
El ritmo de la Habana y la revolucion…
А потом все как обычно – объятия, благодарности, обещания увидеться в следующий раз в Петербурге, заверения, что мы непременно прилетим еще раз на Кубу, да хоть следующей осенью. Кто его знает?
