– С вами хочет поговорить следователь. Машина принадлежала вам, нашли документы и личные вещи. Отвечать на вопросы сможете?
Я разлепила рот и пошевелила присохшим языком:
– Мне холодно.
Трясло нещадно. Если меня не спасут немедленно, грохнусь в обморок снова. Видимо, это единственный выход избежать ситуации с допросом. Голова кружилась, а из желудка накатывали волны тошноты. Больничные стены заплясали и навалились куполом. Началась судорожная рвота. Что было дальше, не помню. Куда-то везли, что-то совали в рот, терли чем-то мокрым и холодным. Единственная мысль, которая держалась в голове и оставляла меня живой на этой земле, пульсировала пламенем: «Где Славка?»
Окончательно пришла в себя ближе к вечеру следующего дня. Перемазанная зеленкой и воняющая фурацилином, я лежала на высокой кровати с жестким матрацем. Голова не гудела, и это радовало. Я попыталась сесть, удерживая равновесие. Гул вернулся и заложил оба уха. Вперед меня вела цель – найти Славку, узнать, где он и что с ним? Я выбралась в коридор. Там было очень тихо, как в морге. «Хорошая больница, – иронично мелькнуло в голове, – и лечение успешное. Либо всех вылечили, либо все умерли. Хотя возможен третий вариант». Я брела по коридору, держась за стену, и хмуро размышляла о месте своего временного пребывания. «Если в голове появились мысли, значит, не все потеряно. Это радует».
– Ты с какой палаты?
От неожиданного раскатистого эха, звонко пронесшегося по коридору, чуть не грохнулась на пол. Обернувшись, увидела в конце коридора маленькую фигуру женщины. Она грозно уперла руки в бока и стремительно приближалась.
– Туалет, – прохрипела я в качестве оправдания.
– Туалет в палате.
Она ловко подхватила меня под руки и вернула обратно. Я прошла этот путь с таким трудом, а женщина со мной в охапке преодолела за считаные секунды. Я была невесомой. «Похудела, – пронеслось в голове, – это хорошо». Внезапно вернулось чувство голода, напоминая голодным урчанием о том, что ела я бог знает когда. В прошлой жизни.
– Где я?
Я схватила женщину за руку.
– В больнице.
Она собиралась уходить.
– Где Славик?
– Кто-кто?
– Мужчина, который был со мной во время аварии.
Я ее не отпускала, чувствуя, что теряю силы. Она равнодушно пожала плечами:
– Тебя привезли одну.
– Дайте мобильный, мне надо позвонить.
Голос хрипел, пальцы разжимались, я чувствовала, что она ускользает. Моя последняя надежда ускользает.
– Утром будет врач, и он решит.
– Пожалуйста.
Из глаз покатились слезы.
Она нахмурилась, постояла рядом и нехотя вынула из кармана телефон.
Танькин номер знала наизусть. Каждая кнопка казалась свинцовой. Совершить десять таких нажатий сродни десятикратному поднятию штанги. Слезы катились по щекам. Когда в трубке услышала знакомое «Аллё», протянула женщине телефон и прохрипела:
– Адрес.
– Я вас предупреждаю, посещения запрещены. Завтра будет доктор, он осмотрит пациентку и решит, возможно ли посещение в ближайшее время, – затараторила она в трубку.
Но Танькин звонкий голос уже рвался из динамиков, требуя назвать адрес больницы. Я знала, кому позвонить в такой ситуации.
Откинувшись на подушку, кивнула женщине в качестве благодарности и отключилась.
* * *
– Меркулова, ты?
В комнате было темно, и только неясным светом горела лампа на прикроватной тумбочке. Я повернула голову в сторону голоса.
– Танька…
– Тихо. Молчи. Хотя… у меня столько вопросов. Говори!
– Где я?
– В больнице. Не волнуйся, скоро выпишут, с доктором я уже договорилась. Серьезных травм нет, сотрясение без ушибов головного мозга. Временные провалы в памяти, несвязная речь – это все, что тебе грозит. Хотя, знаешь, – она улыбнулась, – для женщины это очень и очень полезное приобретение. Помнишь, Эстер всякий раз перед Луисом Альберто память теряла, когда ей надо было? Вот стерва. Настоящая женщина! Ты знаешь, я бы могла ее сыграть.
– Танька…
Я улыбнулась. Она испуганно воскликнула:
– Не надо, не напрягайся. Знаешь, бог с ней, с памятью. Моя бабка после дедовой контузии с ним еще пятьдесят лет прожила. Потеря памяти в этом случае ей всегда на руку играла. А вот что с лицом будем делать?
– Что с лицом?
– Ты как Шарапов после встречи с Фоксом.
Она придвинулась ближе, взяла меня за руку и погладила по голове. Улыбка получилась ласковая, как у мамы.
– Не волнуйся, до свадьбы заживет. Кстати, где Славка?
Я пожала плечами, на глаза навернулись слезы.
– Тихо-тихо, – Таня вскочила, – сейчас все узнаем.
Она вынула из сумки мобильный.
– У меня есть номер твоего доктора и номер следователя.
Она набрала цифры и вышла в коридор. Я посмотрела в темное незашторенное больничное окно и почувствовала себя такой же одинокой и обнаженной. Почему-то память нарисовала давний случай неудачного свидания, в результате которого у меня есть теперь такая подруга. Тот мужчина не вспомнился. Видимо, моя память, как последствия контузии Таниного дедушки, научилась удалять ненужные файлы навсегда.
Меня выписали через неделю. Все это время я не виделась со Славиком. Таня регулярно звонила в реанимационное отделение и справлялась о его состоянии. Я была незнакома с его родителями, поэтому на Танькин вопрос – кому сообщить о несчастном случае? – продиктовала телефон Славкиного руководства. Вечер выписки провела в больнице, куда перевели моего любимого из реанимации. К нему в палату не пустили. Люди в белых халатах предупредили, что пациент в тяжелом состоянии и к нему не пускают даже самых близких. А я кто ему? По паспорту – никто. Просидела всю ночь в коридоре, вспоминая все известные молитвы. В тяжелые часы жизнь во мне поддерживала вера, вера в лучшее. И надежда, что, если после этой ужасной катастрофы Славка остался жив, значит, он обязательно выкарабкается. О-бя-за-тель-но!
Я буду любить его всегда. Даже на инвалидной коляске или хромого с палочкой. Загипсованного и забинтованного во весь рост. Я буду любить его. Буду вечно просить у него прощение. Оставьте мне только свободными от бинтов уши, и я наговорю ему столько теплых слов, что он проснется. Любовь способна творить чудеса. И я сотворю это чудо.
Мои подруги примчались в больницу утром. Что-то говорили и обещали, что все будет хорошо. Главное – мы живы. И никого не сбили. Сегодня грозился прийти следователь, но доктора еще не разрешали серьезных разговоров. Потрясения Славке противопоказаны.
Я хотела в тот момент лежать под капельницами вместо Славки. И чтобы мне было так больно, как ему. Это я должна корчиться и мучиться, а не он. Я во всем виновата. Я! Я была за рулем…
