На прошлой встрече мы перешли к методике принятия ситуации. Печаль состояла в том, что женщина продолжала жить с мужем, так и не простив его. Зачем? Поясняла многолетним браком, общими детьми. Но ей самой были противны собственные объяснения. Истина в другом. И она, и я это понимали. Она просто давала шанс мужу все исправить. Чтоб заново с цветами и конфетами, и дифирамбы под окном, и ползание на коленях. Но он ничего этого не делал. Пришел, сознался, напился и лег спать. А утром спокойно пошел на работу. Его жизнь не поменялась, в то время как у его жены она просто рухнула.
– Поймите, Жанна Антоновна, ваш муж не изменится. Если он сразу не раскаялся в содеянном, не умолял вас его простить, не будет он этого делать через полгода.
– Но мы почти не общаемся. У нас холодные отношения. Мы даже не спим вместе. Разве ему не понятно, что виной всему он?
– Вы не задумывались, почему муж не предпринял до сих пор ни одной попытки вернуть вашу семейную жизнь в прежнее русло?
– Он слишком гордый. Никогда первый не подойдет.
– Его все устраивает.
Мы встретились взглядом. В ее глазах мелькал испуг. Я поняла, что она допускала эту версию, но усиленно гнала прочь. Тем не менее я продолжала:
– Его устраивает то, как вы сейчас живете. И он не будет ничего менять по своей воле.
– Но мы не спим вместе.
Она была возмущена.
– Значит, ему это не надо.
– Любому мужчине нужен секс.
Я вопросительно подняла брови. Ну, пусть домысливает. Если не с ней, то с кем?
– Я не верю, чтоб он мог обойтись без секса полгода. Любой бы на его месте валялся у жены в ногах, лишь бы иметь доступ к телу.
– А если ему не нужен доступ к вашему телу?
Она застыла. Казалось, что ее лицо забальзамировалось. Даже морщинки разгладились.
– Вы хотите сказать…
Она задыхалась от собственных предположений.
– Он… Он спит с ней. С ней! До сих пор?
– Я этого не говорила.
Но Жанна Антоновна еле сдерживала в глазах слезы.
«Почему я? Почему я являюсь тем человеком, который открывает людям глаза? Это совершенно неприятное чувство».
Вспомнила наши со Славкой затянувшиеся отношения на грани разрыва. Я не чувствовала себя грешницей и не просила прощения. Не хотела с ним спать и не стремилась изменить ситуацию. Поэтому продолжила:
– Вы должны раз и навсегда в себе разобраться. Если не можете простить мужу измену, на самом деле не можете, не способны – расстаньтесь. Не мучайте себя ежедневной пыткой. Зачем вы продолжаете жить с ним? Вам эта жизнь не нравится. Но вы ее продолжаете, уже который месяц ничего не меняя. Зачем?
– Я надеялась, что…
Из ее глаз покатились слезы.
– Жанна Антоновна, задумайтесь сами, будет человек просить прощения за то, в чем не считает себя виновным?
Она плакала и меня не слушала. Тогда я воспользовалась примерами.
– Мама вам в детстве покупала одежду?
Она кивнула, комкая салфетки у лица.
– Нужная практичная вещь… Но разве вы принимали ее как подарок?
Она равнодушно пожала плечами.
– Вам хотелось куклу, а не куртку. Не правда ли?
Она шумно высморкалась.
– И вот проходит полгода. Вы давно носите куртку, можно сказать, сносили уже. Она вам жмет и надоела, хочется снять. И вдруг вы вспоминаете, что не сказали маме за нее спасибо. Что будете делать?
Она уперла в меня покрасневшие глаза.
– Вы будете благодарить маму за куртку, которую почти сносили?
Жанна Антоновна молчала.
– Наша беда в том, что мы продолжаем верить в сказки.
Я смягчила тон беседы.
– Мы помним, что хорошие дети признаются в своих дурных поступках даже спустя полгода. Их терзает совесть, ребенок мучится, что разбил вазу.
– Помню: второй класс, третья четверть. Нам читали рассказ, который настолько врезался в память, что мне казалось, будто все дети должны быть такими честными. Честными и справедливыми. Ведь у всех есть совесть. Значит, все должны сознаваться в плохих поступках.
Я встала из-за стола, потерла пальцами лоб и прошлась вдоль окна.
– Но вскоре жизнь показала мне другую сторону истории. Я поняла, как ошибалась. Что далеко не все дети горят желаниям признаваться и каяться. Что многие из моих школьных товарищей, наоборот, учатся скрываться и избегать наказания.
Я остановилась и посмотрела в глаза клиентке.
– Как вы думаете, взрослые преуспели в этом больше, чем дети?
– Если тренироваться с детства, то во взрослом возрасте человек станет профи.
– Вы совершенно правы.
Я приблизилась, задержалась у ее кресла ненадолго и вернулась на свое место.
У Жанны Антоновны были бездонно-грустные глаза. В таких нет надежды на светлое будущее. Нет веры в чудеса.
«Так будет лучше для нее. Прекратит свою ежедневную пытку: ждать, надеяться и мучиться».
– Сколько вашей старшей дочери, Жанна Антоновна?
– Семнадцать, – не меняя выражения глаз, произнесла она.
– Взрослая, скоро замуж.
Она кивнула, глядя в пустоту.
– Вы хотели бы для своей дочери такую судьбу, как у вас?
Женщина встрепенулась, будто я плеснула ей в лицо стакан холодной воды.
– Вы бы хотели, – продолжала я, – чтобы ваша дочь пережила измену, ежеминутно мучилась, рисуя картинки предательства, но продолжала жить с человеком, который ее не уважает?
– Что вы такое говорите!
Ее голос срывался на крик.
– С человеком, который спит с другой женщиной, но тщательно от нее это скрывает. А если вдруг жене захочется поиграть в детектива и вычислить неверного, скажет, что предупреждал. Сознавался, факт присутствует. Периодичность не уточнялась. Но он продолжает жить с детьми под одной крышей. Для совести – свой гражданский долг выполняет.
– Я не хочу такую судьбу для дочери!
– Вы бы не хотели, – я откинулась на спинку и сказала тихо-тихо, – а сами так живете. И подаете ей пример. Дети подсознательно копируют модель поведения родителей. Она будет знать, что страдать для женщины в браке – это нормально.
Ее подбородок задрожал.
– Шесть месяцев сами так живете.
Из глаз закапали слезы.
– Почти двести дней. Двести дней своей жизни вы живете в муках, Жанна Антоновна.
Она плакала навзрыд.
– Добровольно.
