– Это для них я Крав, а для тебя – Владимир, Володя. Что, не так?
Даже в кромешной мгле Наташка видела, как лихорадочно блестят его глаза.
– Да, так, – не совсем уверенно кивнула она и, не сдержавшись, спросила: – Володя, а чем я от других отличаюсь?
Кравченко замялся, ответить он так и не успел – неожиданно зажегся свет, лифт снова дернулся и медленно пополз вверх.
– Эх, Семеныч, я же тебе говорил, давай матч досмотрим, – сверкнул белозубой улыбкой один из лифтеров. – Мне бы с такой девчонкой застрять, я бы точно никого на помощь звать не стал.
– Да уж так вышло, – криво, но, как показалось Наташке, с затаенной грустью усмехнулся Володька.
На другой день, набравшись смелости, Климова все же решилась подойти к подруге.
– Рит, я сегодня вечером не смогу пойти с вами и завтра тоже, в общем, знаешь что, гуляйте лучше одни, без меня, как раньше…
Озерцова, казалось, ничуть не удивилась.
– Это из-за Володьки, да? – прямо спросила она.
Наташа кивнула.
– Ты моя подруга, и я не хочу тебя обманывать. Я не хочу встревать между вами, понимаешь. В последнее время я чувствую себя ужасно виноватой перед тобой, только не знаю в чем… В общем, я так больше не могу. – Выговорившись, она почувствовала, что с души словно камень свалился.
– Да не терзайся ты так, все нормально, – успокоила ее Марго, – я поговорю с Володькой.
– О чем?
– Ну… Видишь ли, только давай без обид, мы тут с ним недавно поспорили….
– То есть как поспорили, про что? – опешила Наталья, пристально глядя на подругу.
– Про тебя, – ничуть не смутилась Озерцова. – Понимаешь, Наташ, все очень просто, Крав заявил, что, если он захочет, то не пройдет и месяца, как ты по уши в него втрескаешься, словно все эти школьные дурочки, и будешь бегать за ним как собачонка. Но я-то тебя хорошо знаю…
– И что же достанется победителю? – перебила ее Климова, не узнав своего голоса.
– Мне, если выиграю я, – французские духи. Представляешь, «Клима», такие классные…
– А если выиграет он?
– Я ему книжку Ефремова обещала отдать, «Лезвие бритвы» называется. Крав ведь помешан на этой литературе. Вот только где ее взять? Мне мать с работы вместо нее «Тайс Афинскую» принесла, по жребию вытянула. У них там сейчас книги так распределяют. Наташк, а ты что, действительно в него влюбилась?
Наташа ничего не ответила, но назавтра отозвала в сторону Марго и Владимира и молча протянула новенький, взятый из семейной библиотеки томик Ивана Ефремова.
– Зачем это? – не понял Кравченко.
– Ты выиграл, Володя, просто у Ритки сейчас нет этой книги, а у меня есть. – Она повернулась и ушла, оставив их объясняться вдвоем.
Больше всего ей хотелось укрыться от всех и умереть. К ней никто не пришел, да и телефон не разрывался от звонков. Она проревела в подушку всю ночь, а утром, пряча от матери опухшие от слез глаза, собралась и пошла в школу.
Первым уроком была алгебра – контрольная.
– Что с тобой, ты не заболела, часом, Наташа? – участливо спросила математичка.
Климова отрицательно покачала головой, пытаясь сосредоточиться на заданиях под любопытными взглядами одноклассников.
– Наташ, – тихо позвал ее Кравченко, сидевший сзади. – Наташ, – он слегка коснулся ее плеча.
– Клавдия Михайловна, мне отсвечивает с доски, можно я пересяду на первую парту? – попросила она.
– Конечно…
Владимир вернул книгу через несколько дней. Он просто подошел к Наташе перед уроком и, словно ничего не случилось, положил ее на парту.
– Спасибо, я прочитал.
– Но я отдала насовсем, – растерялась Климова.
– Не решай за меня, Нат. Я спорил с Марго, а не с тобой.
Кравченко круто развернулся и направился к прихорашивавшейся Ритке.
– Держи, – сказал он, доставая из кармана синенькую коробочку духов.
– Ой, какая прелесть, – всплеснула руками Озерцова и, не заботясь о том, что ее слышит весь класс, звонко воскликнула: – Так значит, ты все-таки мне проспорил? А ведь я тебя предупреждала, помнишь? Я знала, я всегда знала, что наша Натали – стойкий оловянный солдатик и никогда не подведет подругу.
– Я все помню, Марго. Честно признаю, я действительно проспорил, этого, надеюсь, достаточно.
– Да… Подожди, – вдруг спохватилась Ритка, распаковывая духи. – А как же тогда понимать Наташкины слова?
– Понимай как хочешь, – досадливо бросил Владимир и, обращаясь не столько к Марго, сколько к притихшему классу, продолжил: – Спорить-то я спорил, а в дураках оказался сам. Это не она, а я втрескался в нее по уши и теперь готов бегать за ней как собачонка. Есть еще вопросы?
По рядам пронесся удивленный ропот и стих. Наташе показалось, что она ослышалась, но завистливые взгляды девчонок и восхищенные ребят говорили об обратном. Марго ошарашено уставилась на соперницу:
– Ну спасибо тебе, подружка, удружила…
А Володька обернулся к Наталье и открыто спросил:
– Теперь-то мы можем с тобой встретиться и спокойно поговорить?
– Оставь меня в покое, – твердо отчеканила Наташа, собирая в кулак жалкие остатки воли, чтобы не разреветься белугой. – И не смейте мне больше звонить, ни ты, ни Марго, – добавила она, запихивая в портфель разложенные учебники.
– А я-то тут при чем? – услышала она капризный голос Озерцовой, уже выскакивая из класса.
Володька метнулся вслед, едва не сбив с ног входящую в кабинет химичку.
– Кравченко! Климова! Вы куда, урок начался… Ребята, объясните, что происходит?
– Да что объяснять, Галина Михайловна, весна, любовь… – сказал кто-то.
Он догнал ее уже в коридоре на первом этаже. Грубо схватив за руку, оттащил к раздевалке, подальше от любопытных глаз:
– Наташк, нам надо поговорить…
– Зачем ты устроил весь этот цирк? – ее глаза метали молнии, а голос звенел от гнева и слез.
– Извини, я не хотел тебя обидеть. Это не цирк.
– А как назвать то представление, которое ты устроил в классе? Ты обо мне хоть немного подумал?
– Это не цирк, – упрямо повторил Владимир. – Я только о тебе и думал все эти дни… Наташ, я люблю тебя.
– Что?!
– Что слышала.
– А ты меня спросил? – растерялась она.
– Вот я и спрашиваю…То есть говорю тебе.
– Я не верю ни одному твоему слову!
– И что мне сделать, чтобы ты поверила? Спеть под окном серенаду или броситься с крыши? Представляешь записку «В моей смерти прошу винить Наташу К.»…
