– А если, допустим, он все выяснил и решил немедленно сообщить в милицию? Он бы наверняка предупредил кого-нибудь из нас, не меня, так тебя или Стаса?
– Вот именно.
– И раз никто из нас не в курсе, получается, что с Жаковым что-то случилось.
– Да. Теперь ты понимаешь, почему меня интересует, где был Стас… хотя почему именно он, наверное, правильнее спросить, где был каждый из нас в это время.
– Я тебя прекрасно понимаю, вот только ничего определенного сказать пока не могу. Мы же с тобой не знаем точно, во сколько исчез Борис.
– Давай так считать: если бы с ним все было нормально, к завтраку он бы обязательно явился.
– Завтрак, как и утро, – растяжимое понятие, у кого-то утро в семь заканчивается, а у кого-то и в полдень не начинается. – Перехватив ее красноречивый взгляд, он уточнил: – Хорошо, пусть будет восемь. То есть у нас получается интервал с начала шестого до восьми утра. Как я уже говорил, в начале шестого поблизости никого не было, это точно, все еще спали у себя в палатках, в том числе и Стас. Затем Борька направился в сторону песчаной косы, а я пошел мимо замка к поляне, собирать валежник. Провозился довольно долго, наверное, больше часа, там одна такая коряга попалась, никак не хотела поддаваться, весь перемазался, пока ее выкорчевал. Когда вернулся обратно в лагерь, мне навстречу попался Санек, он, как всегда, ходил проверять сети в бухте. Чуть позже из леса вышел Влад, тоже, как выяснилось, был на реке, и тоже в бухте, но потом пошел к роднику, а потому с Быстровым они не встретились. Андрей выбрался из палатки где-то в семь. Что же касается тебя и Стаса, то я увидел вас только за завтраком, то есть около восьми.
– Значит, сказать с уверенностью о том, что Стас был в палатке все это время, мы не можем?
– Мой друг детства, конечно, любит поспать, но в нашу с ним палатку я не заглядывал, и ребята тоже.
– А ты их спрашивал?
– Безусловно.
Наталья примолкла.
– Если так разобраться, Нат, – попытался приободрить ее Артур, – то и про других в интервале с пяти пятнадцати до семи мы можем сказать то же самое: нет полной уверенности, что они были именно там, где говорили, ведь никто никого не видел.
– Да, наверное, ты прав… Сашка с Владом оба были в бухте, и то не встретились, странно… Артур, а чтобы затопить лодку, надо очень хорошо плавать? – вдруг спросила девушка.
Шевелев внимательно посмотрел на нее.
– Хорошо плавают только трое: ты, я и Андрюха, остальные – средне. Но проплыть стометровку туда и обратно, в сторону плотины, я думаю, сможет каждый.
– Почему именно стометровку?
– Дальше, по словам Андрея, начинается очень сильное подводное течение. Если это действительно так, то достаточно отбуксировать до него лодку и зачерпнуть бортом воды, все остальное уже пойдет само собой – и протащится и затопится.
– А много на это времени потребуется?
– Теоретически, за полчаса можно запросто управиться.
– А в запасе у каждого было больше часа… Артур, и что же теперь нам делать, получается, опять тупик?
Парень развел руками:
– Пока остается только ждать…
– Ждать, но чего?
– Следующего шага, который рано или поздно убийца все равно сделает, если, конечно, мы с тобой не ошиблись…
Абсолютно разбитая, но ужасно счастливая и гордая собой Наташка буквально свалилась на руки атамана. Тот аккуратно снял ее с лошади и, поддерживая, поставил перед собой:
– А ты молодец, Натали, делаешь успехи, – похвалил он девушку, поправляя подпругу и седло.
– Алексей, ты не представляешь, Сатана такой умничка, он все-все понимает, – Наталья нежно погладила шелковистую холку. – Хороший мой…
Конь в ответ коснулся ее ладони мягкими влажными губами и лукаво покосился на хозяина.
– Почему же не представляю, – усмехнулся Карецкий. – Очень даже представляю. Я его, шельмеца, как облупленного знаю. Норов бешеный, но умен, чертяка, до невозможности, сколько раз меня от беды уносил. Кому другому ни за что бы тебя не доверил, сбросит по глупости, а этот даже в галопе сбережет. У меня иногда такое чувство бывает, будто не скачет он, а летит точно на крыльях. В общем, Сатана и есть Сатана.
Алексей грубовато потрепал коня по черному, как смоль, крупу, и тот легонько ткнул его мордой в плечо.
– Ну ладно, ладно, иди погуляй, подлиза, – засмеялся разбойник.
Резко сорвавшись с места, Сатана перешел на спокойный шаг, потом остановился и стал щипать траву у кромки поляны. Проводив его взглядом, Наталья обернулась к атаману.
– Давай тоже пройдемся, – предложила она.
– Давай. – Карецкий на удивление оказался совсем рядом и не сводил с нее глаз. А в его глазах клубился серо-зеленый туман, и плясали хищные болотные огоньки. Такие огоньки, говорят, бывают очень опасными для заплутавших в ночи путников и могут завести прямиком в трясину. Русая прядь волос небрежно упала ему на лицо. Наталья машинально поправила ее, коснувшись заросшей щетиной щеки, и чуть дольше, чем надо, задержала ладонь. Атаман накрыл ее тонкие пальчики своими.
– Natalie… – голос Алексея был нежен. Он пробирал сердце и рвал душу.
Девушка подалась вперед и тут же очутилась в его крепких объятиях.
– Алеша…
Губы атамана закрыли ее рот. Руки Наташи скользнули ему на плечи, обвивая шею. Карецкий притянул девушку к себе.
Никогда еще Наталья не испытывала такого волнения, нигде и ни с кем. Сердце бешено колотилось. Атаман подхватил ее на руки и бережно опустил на мягкий, душистый ковер травы. Голова шла кругом то ли от незнакомого ранее чувства, то ли от сладкого липового дурмана, до краев наполняющего воздух.
«Липа же раньше цветет», – отстраненно подумала девушка, но тут же прогнала эту мысль. Какая разница? Призрачный миг счастья так хрупок; когда человек счастлив, времени нет, все отступает…
– Странно, Алеша, но у меня такое чувство, будто я знаю тебя тысячу лет, – призналась Наташа позже, когда они лежали рядом и смотрели в синеву неба.
Карецкий улыбнулся:
– Ну, тысячу, это ты хватила. Хотя… чем черт не шутит.
Сатана, пасшийся рядом, настороженно поднял голову и запрял ушами. Алексей привстал, доставая пистолет.
– Что-то случилось? – испугалась Наташа.
– Пока еще не знаю, – Карецкий подмигнул ей и стремительно вскочил. Справа в кустах вдруг заржала лошадь.
– Ласточка, – облегченно выдохнул атаман, помогая Наталье подняться. Она смущенно одернула платье. На поляну, едва сдерживая каурую, вылетел Никита:
– Алешка, не стреляй, это я, – закричал он.
– Да уж теперь и сам вижу, – хмуро усмехнулся Карецкий, водружая пистолет на место. – Чего стряслось-то, говори, ну?
