– Нет, я не видела ее.
– Странно…
– Вернее, видела, но… Я могу в деталях описать ее платье, рассказать, как выглядят ее украшения. У нее такое интересное колье: тонюсенькая цепочка и две ажурные стрекозки, усыпанные синенькими камушками, наверное, это сапфиры, да?
– Наверное, – вздохнул Андрей. – То, что ты запомнила камушки, это, конечно, здорово, но что ты еще можешь сказать про нее?
– У нее длинные тонкие пальцы, она держала зажженную свечу, свеча чадила, и я все боялась, что она испачкает платье.
– А лицо, ты видела ее лицо?
– Нет, вот лица ее я, как раз, и не видела.
– Почему? Оно было закрыто вуалью?
– Может быть… Андрей, всё… я наконец-то вспомнила, где видела этих стрекозок. На портрете в медальоне. У той ледяной красавицы. Там их, конечно, четко не разглядишь, просто маленькое синенькое пятнышко, но это они, теперь я точно в этом уверена…
– Надо же, сколько интересных открытий за один только день.
– Ты издеваешься?
– Наоборот, я весь внимание. Итак, что же было дальше, ну, разумеется, кроме стрекозок?
– Мне кажется, девушка была очень расстроена и все время чего-то ждала. Я так ясно почувствовала это, даже воздух был пропитан тревогой…
– Может, она кого-то сильно боялась?
– Может быть, – нерешительно согласилась Наташа. – Хотя… нет, я не уверена… Страха не было, по крайней мере, у нее, а вот досада, отчаяние, боль… не физическая, а…
– Нат, а тебя не удивляет тот факт, что ты так хорошо поняла ее чувства? – внезапно перебил ее Андрей.
– Нет… это же сон.
– И что с того?
– Во сне мы всегда становимся более восприимчивыми, более чуткими к происходящему, ты разве не замечал?
– Замечал, но только в том случае, если все происходит со мной, то есть я и есть непосредственный участник действия.
– У меня тоже так…
– И какая же роль в этом сне была отведена тебе?
Климова растерялась.
– Не знаю. Я просто вижу эти картинки, понимаешь, вижу, ну, как фильм что ли…
– Ага, многосерийный.
– Что-то в этом роде.
– Ладно, давай подведем итоги и попробуем угадать название твоего фильма. Что мы имеем: первое – богатую усадьбу, второе – молодого князя и третье – его свадьбу со Снегурочкой.
– Почему со Снегурочкой?
– Сама говорила, красавица-то снежная, значит, Снегурочка. Начнем с первого. С усадьбы. Если я тебя правильно понял, это желтое здание с белыми колонами?
– Ты меня правильно понял, – подтвердила Наталья и съязвила: – Тебе осталась самая малость – понять, кому эта усадьба принадлежала.
– Всего-то делов?! Знаешь, Нат, у нас в деревне жил когда-то мировой старикан, художник. В молодости он интересовался историей нашего края, особенно этих вот мест. А к старости начал пить, пил крепко, но и рисовал отменно. Говорят, его картины даже краеведческий музей покупал.
– Это Сашкин дядя?
– Да, он самый, но не в этом суть.
– А в чем?
– А в том, что я видел эти картины. Так вот, на одной из них изображена усадьба Голотвиных – утопающее в зелени желтое здание с белыми колоннами. В глубине сада, справа от тропинки, беседка и, кажется, небольшой пруд. Да, точно пруд, там еще мостик был с перильцами, деревянный. Все, как ты и видела, да?
– Значит, по-твоему, мне снится дом графа Голотвина? А может быть, Милорадова?
– Нет, Милорадов больше на Францию западал. У него и усадьба в виде замка была, примерно как эти развалины, с башнями, винтовыми лестницами, четкими линиями парка, фонтанами…
– Если верить картинам?
– Конечно.
– Хорошо, допустим, ты прав и это действительно усадьба Голотвиных. Жених, как мы выяснили, – Евгений Милорадов, значит…
– Значит, незнакомка с портрета – дочь графа. – сделал вывод Андрей. – Графиня Голотвина.
– Елена? – невольно вырвалось имя.
– Почему Елена? – удивился Андрей.
– Не знаю, просто мне так показалось. – Видя его недоверчивый взгляд, Наташа добавила: – Ну, должно же у нее быть какое-то имя.
– Ладно, согласен, пусть будет Елена. Хотя, ты знаешь, Нат, наверное, ты права, это и есть ее настоящее имя. Помнишь тот остров, где я тебе рассказывал про церквушку и монашескую обитель?
– Еще бы, – легкое эхо колокольного звона кольнуло сердце.
– Так вот, монастырь назывался Еленин скит. Я никогда над этим не задумывался, но теперь…
– Андрей, – перебила она его, – но тогда выходит, что мой сон имеет продолжение, и мы с тобой его прекрасно знаем.
– Графиня, отказавшая разбойнику и убитая им вместе с женихом во время венчания? Значит, люди не врут, и все было именно так… Нат, ты представляешь, Карецкий действительно убил их в той самой церкви, на месте которой потом построили монастырь и назвали его в память Елены. Черт возьми!.. – его глаза лихорадочно заблестели.
– Андрей, но Карецкий убил князя прямо на моих глазах, в лесу, а не в часовне, и на сбежавшего с венчания жениха князь не был похож. Значит, где-то ошиблась молва?
– Время и люди подчас искажают действительность. Допустим, атаман убил сначала невесту, а жениха только ранил или промахнулся. Затем, через день, месяц или год, это не так уж важно, выследил этого Евгения и добил.
– Алексей не знает промаха, – напомнила Наталья.
– Это тоже только молва. В жизни у каждого случаются промахи, а если не промахи, то осечки.
– Андрей, а может, пуля изначально предназначалась Евгению и Елена погибла случайно, допустим, она могла просто заслонить его собой?
– Я смотрю, ты не веришь, что Карецкий мог хладнокровно застрелить девушку, да еще и графиню?
Наталья вспомнила русую косу и крупные алые капли на дощатом полу.
– Верю, – кивнула она, внутренне содрогнувшись, но Андрей рассудил по-другому.
– Знаешь, все может быть, – сказал он. – Факт, однако, остается фактом: оба погибли, и погибли от руки разбойника.
– То есть, ты хочешь сказать, что именно так и рождаются легенды?
– Конечно, или ты со мной не согласна?
– Не знаю, наверное, ты прав. Вот только какое отношение ко всему этому имею я?
– Может, это духи убиенных молят тебя о мести?
– Мести кому – Карецкому? Зачем? Да и каким образом я, живущая в двадцатом веке, могу отомстить ему, живущему в восемнадцатом?
– А каким образом ты, живущая в двадцатом, ежедневно общаешься с тем, кто живет в восемнадцатом? – отпарировал Андрей. – Выходит, ты можешь все.
