– Я не буду мстить Алексею, – твердо произнесла девушка.
– Ах, даже так? Не зарекайся, от любви до ненависти… – невесело напомнил парень.
– Есть только один шаг, но его еще нужно сделать… Нет, Андрей, я чувствую, здесь что-то другое…
Лодка легко скользила по глади пруда. Карецкий, стоя в полный рост, отталкивался веслом, а Наталья, сидя на носу, боролась со сном. И надо было ей согласиться на эту авантюру! Отправиться ни свет ни заря непонятно куда и непонятно зачем. «Пойдем завтра со мной спозаранку, пока солнышко не встало, я тебе такую сказку покажу», – умеет же разбойник уговаривать, ну и где его сказка? Вон только лягушки у берега наперебой серенады горланят, да где-то в зарослях камыша кричит выпь.
От воды тянуло холодом. Наталья зябко поежилась, кутаясь в зипун, который на всякий случай догадался прихватить Карецкий. Уже светлело, на небе проступила тонкая алая полоска зари и начала потихоньку шириться, расти. Достигнув середины пруда, Алексей отложил весло.
– А теперь, Natalie, смотри во все глаза, скоро начнется, – сказал он, перебираясь поближе. Лодчонка закачалась под тяжестью его тела. Наташа, ойкнув, вцепилась в борта.
– Мы же перевернемся!
– Не бойся, ты лучше в воду смотри.
«Зачем?» – хотела спросить девушка, но не успела. Из темной глубины вдруг всплыл большой крепкий бутон, потом показался еще один и еще.
– Ой, что это? – удивилась девушка, и сон сразу как рукой сняло. – Смотри, Алеша!
Бутоны выныривали повсюду. Когда первый луч солнца коснулся поверхности воды, в считаные секунды они начали превращаться в прекрасные белые цветы с золотой серединкой. Их было столько, что вся поверхность пруда стала напоминать цветущий ковер.
Наталья просто зашлась от восторга:
– Красота-то какая!
– Я же говорил – сказка.
– Не то слово. Это же кувшинки, да? – поинтересовалась девушка, поглаживая кончиками пальцев нежные лепестки.
– Кувшинки, – подтвердил атаман. – Или водяные лилии, а в народе их называют русалкин цвет.
– Почему? За то, что их русалки очень любят?
– Наверное, я даже слышал, что кувшинки – это дети русалки и болотного царя.
– Ты знаешь, я никогда в жизни не видела настоящих кувшинок, только на картинках… Они, оказывается, такие чудесные, прелесть! Жаль, этот пруд, ну, который у нас, в нашем времени, весь зарос ряской, и цветов там нет.
Алексей наклонился, срывая цветок.
– Выходит, болотный царь без подруги остался.
– Не надо, не рви, они же живые.
– Я только один, – успокоил ее разбойник. – На, держи на счастье. У кувшинки ведь еще одно название есть – одолень-трава, некоторые ее годами ищут, а найти не могут.
Лодчонка снова угрожающе накренилась.
– Какая, какая трава? – переспросила, еще больше удивляясь, Наташа, но цветок взяла.
– Одолень-трава, – повторил Карецкий. – Ее издревле наделяют волшебными свойствами. Говорят, она охраняет людей от бед и напастей, может дать силы одолеть врага, а может и наоборот: погубить того, кто пришел за ней с нечистыми помыслами. Ее вкладывают в ладанку и носят как амулет.
– А ты носишь?
– Нет, разве ж у разбойника могут быть чистые помыслы? – усмехнулся Карецкий.
Девушка внимательно посмотрела на него.
– Алексей, я как-то спрашивала у Никиты, почему он стал разбойником…
– И что же он ответил?
– Сказал, что волю очень любит и другу надо было помочь.
– А теперь ты хочешь задать этот же вопрос мне?
– Нет, другой. Помнишь нашу первую встречу на поляне?
– Разве такое забудешь, – кивнул Карецкий. – Это и есть твой вопрос?
– Нет, конечно, не перебивай, пожалуйста, Там, на поляне, ты застрелил молодого человека, назвав его князем. Почему ты отказался от поединка с ним, ведь он был один и практически безоружен? Только не говори мне, что ты – разбойник и в этом все дело.
– Ах вот ты о чем… – мрачная тень набежала на лицо Алексея, смахнув улыбку. – Ну, тут уж ничего не попишешь, я действительно разбойник – это во-первых. Во-вторых, выстрел был за мной, и я его сделал. В-третьих, попади он в руки моих молодцов, места живого на нем бы не оставили.
– Что значит, выстрел был за тобой? Получается, вы уже дрались с князем, – уточнила Наташа. – И из-за чего?
– Это старая история, Натали… – Карецкий замолчал, пристально глядя на нее.
– Меня тогда еще не было и тебя тоже, так? – напомнила девушка его же слова. – То есть, не скажешь?
– Ну почему, скажу. Когда-то Евгений, смеясь, отнял у меня самое дорогое, что было в жизни, в запале я вызвал его на дуэль, но убить так и не смог, в последний момент пожалел и отвел пистолет в сторону.
– А он?
– Он выстрелил в упор, не церемонясь.
– И как же ты уцелел?
– Чудом, пуля, чиркнув об ладанку, рикошетом ушла в кусты.
– Тебя спасла ладанка? Выходит, ты тогда еще не боялся своих помыслов, раз носил ее?
– Я и сейчас ношу, только без кувшинки.
– А старый князь знал, что вы стрелялись и его сын чуть было не убил тебя? – продолжала допытываться Наташа.
– Знал, только Евгений ему не сын, а племянник, – поправил ее разбойник.
– Племянник? – переспросила совершенно сбитая с толку девушка. – Но его же все считают Милорадовым, единственным наследником?!
– Все верно, Евгений тоже Милорадов, его отец, Сергей Николаевич, приходился родным братом князю Михаилу Николаевичу. Во время крестьянского бунта Сергей вместе с женой, Настасьей Петровной, и малолетним сыном укрылись на чердаке во флигеле, а чернь в это время подожгла дом. Он помог Настасье Петровне и Женьке выбраться через маленькое чердачное оконце наружу и передал их на руки Егору, своему управляющему; тот, подтащив лестницу, хотел спасти все семейство. Но оконце было слишком крошечное, взрослому мужику не протиснуться, а дом уже полыхал, выскочить было невозможно.
– Ужас какой… – содрогнулась Наталья. – А что было потом?
– Потом Егор тайком вывез Настасью и мальчика из разоренного имения к Михаилу Николаевичу. Тот вместе с княгиней Елизаветой Павловной приняли родственников очень радушно, сразу окружили их заботой и вниманием. Молодая безутешная вдова и семилетний ребенок с ангельской внешностью, что может быть трогательнее. С тех пор они и поселились у них.
– А насчет наследства, разве у Михаила Николаевича не было своих детей?
– Общих детей с княгиней у них не было.
– Ты сказал «общих», а…
– У Милорадова был байстрюк, – перебил ее Карецкий.
