– Я как-то не думала об этом, – сказала она, прицеливаясь.
– Так разве об этом думают? – удивился Андрей, тоже поднимая голыш. – По-моему, это из области чувств, а там, где чувства, подсказывает не разум, а сердце.
Наташа размахнулась и попыталась бросить камень по касательной, но тот сразу булькнул на дно.
– Вот чего никогда не умела, так это «блинчики» печь, – с деланной досадой произнесла девушка. – Не получается и все тут.
По воде, скользя и подпрыгивая, заскакал камушек Андрея, оставляя разбегающиеся круги.
– Раз, два, три…
– Семь, – опередил он ее. – Я всегда кидаю до семи. Только у нас это называется «запускать жабок»… Ты не ответила…
– Точно, семь, – подтвердила Наташа и перевела взгляд на Андрея. – Нравиться и любить – разные вещи. На сердце можно полагаться, только когда любишь, иначе ты его просто не услышишь.
Она не дала ему задать следующий вопрос.
– Знаешь, Андрей, а ведь Карецкий до сих пор любит графиню и говорит, что будет любить ее всю жизнь. Неужели так бывает?
– Наверно, бывает.
– А ты бы смог любить вечно ту, которая тебя предала?
– Не знаю, сердцу не прикажешь.
– Да, сердцу не прикажешь, и все же я никак не могу понять Елену, почему она в конце концов пошла под венец с Евгением, а не с ним? Что заставило ее изменить свой выбор? Я не думаю, чтобы Голотвина испугалась досужей молвы или последствий родительского гнева. Гордой и независимой натуре не страшны пересуды, а пикантные романтические истории про побег и тайное венчание, наоборот, только вызвали бы к ней еще больший интерес, придали бы ей шарму. Тем более, я сильно сомневаюсь, чтобы Алексей позволил кому-то распускать сплетни о его жене. Что касается родителей, она у них единственная дочь, и отец вряд ли лишил ее наследства.
Андрей криво усмехнулся.
– Ты забываешь, Наташ, что у Снегурочки не только взгляд морозный, но и сердце – кусочек льда. Если чуть-чуть отогреть, плохо ей придется, растает Снегурка. Такие люди не могут просто любить, у них все по расчету. Помнишь, Марго как-то сказала, что главное в жизни – это имя и кровь. У Карецкого не было ни того, ни другого. Сын князя никогда не носил имени своего отца, да и голубая благородная кровь в его жилах была наполовину разбавленная. Ты вот говоришь, Елене были не страшны пересуды, но их с Карецким история могла приобрести неслыханную скандальную огласку. И наверняка среди окружения Голотвиных нашлись бы и те, кто просто-напросто отвернулся бы от графини, навсегда закрыл для нее двери своих домов. А для светской дамы положение в обществе играет не последнюю роль. Ну и ради чего все это? Зачем молодой, красивой женщине такие проблемы?
– Нет, Андрей, ты ошибаешься, Елена любила Алексея. Помнишь, я тебе рассказывала свой сон, так вот, я теперь поняла: там, в церкви, она ждала Карецкого, очень ждала.
– Но ты говорила, что Голотвина боялась чего-то или кого-то?
– Она боялась не его, а своих чувств. Я не отрицаю: трезвый ум, холодное сердце, давление со стороны родителей, безусловно, сыграли какую-то роль в ее выборе. И все же, мне кажется, было что-то еще, заставившее Елену вот так, ни с того, ни с сего, отречься от своего любимого и своей любви. Я почему-то просто уверена в этом…
– Не буду с тобой спорить, может быть, и на самом деле была еще какая-то причина, но, к сожалению, мы никогда этого не узнаем, как, по-видимому, не узнал и Карецкий… Если, конечно, тебе вновь что-нибудь не приснится…
– Что невеселый такой, Никита?
– Да с чего радоваться-то? – уныло ответил он, пряча глаза.
Наташа с удивлением посмотрела на него:
– Ой ли? Не узнаю я что-то сегодня тебя. Ты, часом, не заболел? Или, может, с атаманом повздорил?
– По мне, лучше бы и повздорил… Не могу я больше так, что хошь со мной делай, а не могу. Раньше девки по мне сохли, а теперь, видно, моя очередь пришла. Сколько раз себе твердил: «Ну, куда ты лезешь, холоп безродный!» – а как увижу тебя, опять голова кругом идет. Правда мужики наши меж собой шепчут: ведьма. Ты и есть ведьма, связался атаман с чертякой.
– Не пойму я, о чем ты, Никита?
– Да чего тут непонятного? Люблю я тебя, Наталка, аж свет не мил, так люблю.
– Никита… – на миг девушка задохнулась то ли от счастья, то ли от неожиданности.
Разобраться в своих чувства она не успела. Не давая опомниться, Никита стиснул ее в своих объятиях, жадно прильнув горячими губами к ее губам.
«Я никогда не смогу заменить тебе Елену, Алексей, – неожиданно подумала Наташа. – Да я и не хочу этого делать. Я такая, какая есть, и я хочу, чтобы меня тоже любили такой, какая я есть. А я – Наталья Климова. Никита – красивый парень, и самое главное, он любит меня, именно меня, ну и пусть, почему бы нет?»
– Так кто же мешает тебе, Никита, меня любить? Или, может, ты атамана боишься? – тихо произнесла она.
Разбойник отстранился, посмотрел на нее с удивлением, потом вдруг подхватил как пушинку и бережно понес под сень могучего дуба. Трава мягким шелковым ковром приняла их.
– Милая моя… – Никита нежно, но настойчиво гладил волосы, плечи, грудь и все целовал, целовал ее… – Жизни без тебя нет, – его рука, скомкав подол сарафана, коснулась бедра, прошлась по оголенному животу и скользнула ниже.
Наталью бросило в жар: «Что же я делаю, зачем?»
– Не надо, Ник… – попросила она, но блаженная нега всепоглощающей страсти уже обволакивала тело, а черный омут бесовских глаз затягивал все глубже. Никита торопился и торопил ее. Любить сейчас, здесь, сию минуту и на века.
Любить? Нет! Наталья вдруг с силой и отчаяньем оттолкнула его, выворачиваясь из объятий.
– А Алексей, он же…
И накликала… Раздирая плотные кусты цветущего вереска, на поляну, точно демон мести, вылетел всадник. Над головой мелькнули и опали, вздыбив землю, неправдоподобно огромные копыта Сатаны. Наталья, зажмурившись, непроизвольно прижалась к Никите.
– Отпусти ее, – спрыгнув, хрипло приказал атаман, бросая поводья.
Потемневшие от гнева глаза готовы были испепелить всех и каждого, костяшки пальцев, сжатых в кулаки, побелели. Таким Наталья видела его впервые, и ей стало страшно.
Никита молча поднялся и сделал шаг навстречу атаману.
– Я предупреждал тебя? – прорычал Карецкий.
– Твоя воля, барич…
– Почему ты меня ослушался?
– Я люблю ее…
– А она тебя?!
Ответить он не успел.
– Алексей! – крик отчаяния, вырвавшийся из самого сердца, разорвал тишину. – Подожди, не надо!!! – Стряхнув наваждение, Наташа метнулась к нему, но не успела. Карецкий выстрелил в упор, не целясь.
