Я часто представляла себя насекомым. Как и мои сестры, я привязывалась к новому побегу, высасывая его сок. У меня не было глаз, поэтому я отдавала всю свою неуемную энергию на поглощение сока. Я, как сотни моих сестер, пила, и росла, и выделяла красную смолу до тех пор, пока она не покрыла меня и всех нас. Внутри я оставалась спокойной. Я росла. А внутри меня зрели яйца. Луна росла, становясь полной, она увеличивалась в один, два, три раза. Смола текла, распространяясь по веткам, окрашивая их в красный цвет, от этого дерево принимало вид танцующего пламени. Ожидающие селяне соглашались: «Да, совсем скоро». Яйца вылупились, сотни других молодых насекомых, перелетели на новые деревья, селяне срезали ветви и содрали смолу, отправив ее в Варанават, где Дурьодхана приказал построить дворец для своих пяти племянников.
А я? Я умерла. Не надо носить по мне траур. Я сделала свое дело.
* * *
Дворцы всегда меня поражали. Даже дворец отца, в котором царили мрак и навязчивая идея о мщении. Для чего же наши дома предназначены? Чтобы осуществлять наши мечты или чтобы выдавать наши личные секреты? Связь также существенна: мы растем, чтобы стать тем, чем мы живем внутри. Это была одна из причин, почему я стремилась покинуть дворец отца. (Но, непонятно почему, к тому времени, как я его покинула, было слишком поздно. Принципы, которым он следовал, уже оставили на мне свой отпечаток.)
Часто я представляла свой собственный дворец, который я однажды построю. Из чего он будет сделан? Какой формы? Дворец Кришны в Дварке был из розового песчаного камня, арки, похожие на волны океана, красиво обрамляли его. Он был великолепен, но я точно знала, что мой дворец будет другим. И только моим.
Когда я спросила Кришну, каким бы мог быть мой дворец, он ответил: «Ты уже живешь внутри дворца с девятью воротами — в самом поразительном здании. Пойми это правильно: он будет твоим спасением или твоей погибелью».
Иногда его загадки были утомительны. Я вздохнула. Мне приходилось долго ждать, чтобы найти ответы, которые он не давал мне. Но одно я уже знала наверняка: мой дворец не будет иметь себе подобных.
В ту ночь, лежа в хижине, я думала о дворце в сто тысяч рупий, сияющий, как крылья. Над его входом будут вырезаны фигуры богов, чтобы вселять в его обитателей веру в спасение. Когда Пандавы узнали эту опаляющую правду? Они никому об этом не говорили. Как же сильно их ранило предательство двоюродного брата, друга их детства, но они умело скрывали эту боль. Братья продолжали смеяться и петь, кататься на лодках по озеру Варанават. Они пригласили смотрителя, предателя Пурочана, на званый обед и не подложили ему яда в пищу. Откуда они черпали силы, чтобы сохранять такое достоинство?
* * *
Спустя несколько лет, Сахадева, младший из братьев, прилежный хроникер их жизни, рассказал мне конец истории.
Он сказал:
— Когда она поняла, что Дурьодхана пригласил нас на праздник на озере Варанават с целью убить нас, наша мать ушла в свои покои, рыдая там день и ночь. Мы метались возле ее комнаты, не зная, что делать. Наша мать всегда была такой сильной, нашей прочной основой. Когда она вышла, мы бросились успокаивать ее. Но ее глаза были сухими. Она сказала нам: «Я излила все слезы моей жизни, больше их не будет».
(Однако в этом она ошибалась. Женщина никогда не сможет излить слезы всей ее жизни. Откуда я это знаю? Скоро Кунти вновь будет лить слезы, и я вместе с ней.)
— Она обратилась к Видуру, главному министру слепого короля, который сочувственно отнесся к нашей истории. По его совету она заставила нас вырыть тоннель от дома к лесу, который должен был обвалиться после того, как мы его использовали, чтобы остановить погоню. Но наша мать не позволила бы нам бежать, пока не подошло время. Между тем она каждый день давала подаяние бедным и открывала двери дома для бездомных странников, давая им приют.
— Однажды ночью из Нишада прибыла женщина с пятью сыновьями. Они прибыли на ярмарку с плетеными корзинами и перьевыми стрелами. Мать предложила им еду и столько вина, сколько они пожелали. Она пригласила их расположиться на ночь в главном зале, хотя они предпочли бы спать в конюшнях. Когда они спали, наша мать заставила нас поджечь дом. Ее план был безупречен: останки тел семьи из Нишада примут за наши. Дурьодхана поверит, что избавился от нас. Но мы также были в смятении. Так поступить с нашими гостями, которые ели приготовленную нами еду и ушли спать, ничего не подозревая? Убить их значило совершить великий грех.
Мать, посмотрев нам в глаза, сказала, что подсыпала снадобье в вино. Она заверила нас, что гости не почувствуют боли. А что касается греха, она поклялась, что его печать не ляжет на нас, она все возьмет на себя. Ради нашего спасения наша мать готова была охотно отказаться от рая.
Глаза Сахадевы стали влажными, в них сквозила безмерная нежность. Он забыл, что Кунти не была его настоящей матерью. Первый раз в жизни я не чувствовала зависть к Кунти. Могла ли я пойти на такую жертву, обрекая себя на вечные муки ради детей?
— Сахадева, если бы ты только рассказал мне это раньше!
Между мной и свекровью уже выросла холодная стена недоверия. Если бы я услышала эту историю раньше, то, возможно, приложила бы больше усилий, чтобы стать ее другом.
* * *
Я представляла, как Бхима подносит горящий факел к дворцу: к дверям, окнам, порогам. После этого он бросает его на крышу дома, где спал предатель Пурочан. Остальные уже в тоннеле. Бхима пробирается вслед за остальными, раздается лязг закрываемого люка. Пламя распространяется, как пчелиный рой. Верхняя часть тоннеля становится горячей. Стены дворца изгибаются и складываются. Показные слезы стекают с щек богов. Пандавы ползут на коленях в грязи, до их слуха доносятся крики. Дворец взрывается, это лопается черное сердце. Те, кто сбежались посмотреть, позже будут утверждать, что видели тысячу насекомых, воспаривших в небо на ярких крыльях.
16
Прошение
— Выйти замуж за всех пятерых! — брызгая слюной, закричал мой отец. — Как можешь ты, принц благородного рода, сделать такое омерзительное предложение?
В тронном зале воздух пульсировал от напряжения. Мой отец и Дхри сидели на золоченых тронах. Пятеро Пандавов расположились напротив них на серебряных стульях, как почетные гости, хотя и не столь могущественные. В углу зала, за вышитой занавеской, на стульях из сандалового дерева сидели Кунти и я. Я любезно предложила ей стул побольше. Она согласилась, слегка нахмурившись, неуверенная, было ли мое предложение знаком уважением или каким-то подвохом. Но размер стула имеет мало отношения к власти сидящего на нем. Мы все это знали.
В тот же день, чуть раньше, Дхри прибыл с паланкинами и музыкантами, чтобы отвезти нас во дворец. (Это действительно он был у окна вчера вечером — он и его люди обыскивали город в поисках меня.) Он привез платья и украшения, лошадей. Прекрасное оружие, от которого глаза братьев начинали блестеть. И приглашение от короля Друпада, который хотел отметить свадьбу дочери (такую поспешную и странную) пышным банкетом, на котором он мог показать всем своего зятя.
