* * *
Желание — сильный магнит. Не мои ли страдания явились причиной того, что в этом же году нам пришло приглашение? В нем Дурьодхана просил своих дорогих братьев почтить его визитом в его скромный дворец, хотя он не шел ни в какое сравнение с дворцом Пандавов. Может, он искал возможности продолжить игры, которыми он так наслаждался в Индрапрастхе? В заключение он написал отдельное приглашение царице Драупади, которой его новая жена Бханумати, царица Каси, давно восхищается и мечтает познакомиться с ней.
Это приглашение стало для меня неожиданностью. Обычно жены не сопровождали царей в их поездках. Кунти фыркнула, услышав об этом, но мое сердце забилось быстрее.
— Как будто ему заняться нечем! — сказал на это Арджуна. — Новая сабха и новая жена! Интересно, что заставило его снова жениться, у него и так уже столько жен! И сыновей тоже. В любом случае я не хочу ехать туда, чтобы потешить его самолюбие.
Сахадева покачал головой:
— Это не просто его самолюбие. Что-то еще стоит за этим приглашением — и это мне не нравится.
Накула нахмурился.
— Мне кажется, он что-то задумал.
— Я бы скорее поверил кобре, — добавил Бхима и повернулся ко мне. — Я прав, Панчаали?
Мне следовало бы сразу безоговорочно с ними согласиться. Тогда все закончилось бы благополучно. Может, Юдхиштхира стал бы ворчать, но он послушался бы нашего общего голоса и отклонил приглашение Дурьодханы. Что за слабость заставила меня промолчать? Что за тайное желание?
Кунти, незаметно для всех, сердито взглянула на меня.
— Ты абсолютно прав, — сказала она Бхиме. — Нужно быть круглым дураком, чтобы самому искать неприятностей на свою голову.
Юдхиштхира сказал:
— Вы все напрасно беспокоитесь! Дурьодхана наконец понял, что иметь таких союзников, как мы, выгодно. Кроме того, он так прекрасно провел у нас время. Естественно, что он хочет ответить на наше гостеприимство. Отказываться было бы грубо.
— Ты слишком доверчив! — взорвалась Кунти. — Совсем как твой отец — это всегда было у вас…
— Я думаю, Юдхиштхира прав, — вмешалась я. — Дурьодхана сделал попытку оставить старую вражду. Было бы правильным сделать шаг ему навстречу.
Что заставило меня перебить Кунти этими словами, которые были неправдой, — о чем я знала и в тот момент, когда их говорила? Было ли это раздражение от того, что она пыталась взять под свой контроль моего мужа и мой дом? Или это была надежда увидеть Карну в Хастинапуре еще раз, хотя я знала, что это принесет мне только боль? Или это случилось потому, что я следовала предначертанной мне судьбе, как сказал бы Вьяса?
Кунти прикусила губу и ничего не сказала. Она была слишком гордой, чтобы вступать со мной в спор. Но она странно на меня посмотрела, будто поняла, что я говорю не то, что думаю. Другие мои мужья поначалу выглядели растерянными. Но я так часто давала им раньше хорошие советы, что они оставили свое беспокойство.
— Мы поедем, — сказал Накула своему брату, — если ты и Панчаали этого хотите. Но, брат, ты же видишь, что Дурьодхане плевать на нас. Он просто хочет продемонстрировать свои богатства.
— Ну и пусть! — беззаботно сказал Юдхиштхира. — Мы-то знаем, что его богатства, — тут он галантным жестом показал на меня, — не сравнятся с нашими.
Я поклонилась в ответ на этот комплимент, который был очень в духе Юдхиштхиры. А сама уже думала о том, как я возьму свои лучшие шелка и драгоценности и велю своей служанке придумать новые прически. Пара омолаживающих масок тоже не повредят. Я хотела быть уверена, что Бханумати (или я думала о ком-то еще?) не перестанет восхищаться мной.
— Вы совершаете ошибку, — сказала Кунти Юдхиштхире. — По крайней мере, не берите с собой Драупади — это будет неправильно и неразумно, если она поедет с вами.
Я приготовилась горячо возразить, но мне не пришлось этого делать.
— О мама! — сказал Юдхиштхира. — Ты всегда думаешь о самом худшем. Панчаали будет умницей. С ней можно будет быть уверенным, что никто из нас не натворит ничего неразумного.
* * *
Мы отправились в дорогу вместе со своей свитой прекрасным весенним днем. Мои мужья выехали вперед на конях, гарцующих от нетерпения. Рядом с ними наши сыновья пришпоривали своих пони, тоже рвущихся вперед. Позади нас шла сотня всадников, нагруженных дарами. От лошадиных копыт поднималось облако пыли, плотное, как утренний туман. За ним мерцал огнями наш дворец, его золоченые крыши скрылись неожиданно быстро. Я высунулась из повозки, в которой ехала вместе с мрачной Кунти, чтобы вдохнуть аромат цветущих деревьев париджата, растущих вдоль дороги. Меня охватывало радостное волнение, как юношу, впервые едущего на поиски приключений.
— Я надеюсь, они еще будут цвести, когда мы вернемся, — сказала я Кунти.
Она не ответила. Она не разговаривала со мной с тех пор, как я убедила мужей принять приглашение Дурьодханы. Я рассердилась и решила с ней тоже не говорить, пока она сама не прекратит дуться.
Я не знала тогда, что она была права в своих опасениях. Что эта поездка в Хастинапур будет самой большой ошибкой в нашей жизни. Что я не увижу этой дороги с цветущими деревьями — и дворца, который я так любила, — больше никогда.
24
Игра
То был совсем иной Хастинапур, в который я вошла в этот раз. Или, может, не он, а я так изменилась. Став хозяйкой во Дворце иллюзий, со мной произошли такие изменения, о которых я даже не могла помыслить. Я больше не питала страха перед Кауравами, и, хотя недавно достроенный дворец Дурьодханы впечатлял гостей своей искрящейся новизной, я лишь увидела, что это была бледная копия наших дворцов, не обладающая истинным очарованием, душой. Старейшины тоже не пугали меня. Я обнаружила, что разговариваю со слепым царем Дхритараштрой, Крипой и даже Дроной, врагом моего брата, сохраняя предельное самообладание. С одобрением в глазах дедушка наблюдал за моими беседами, и, когда мы оставались наедине, сказал:
— Пожалуй, теперь ты стала настоящей царицей, сравнимой с лучшими из нашего рода. Ты более не беспокоишься о том, что подумают люди, и это дает тебе безграничную свободу.
Он не знал ни о том, на каких зыбучих песках держалась моя свобода, ни о том, как каждый раз угасала моя вера, когда я входила в зал. А возвращалась она, только когда я убеждалась, что Карна в нем не присутствовал. И он не знал, насколько сильно я беспокоилась обо всем происходящем.
Но он был прав: в каком-то смысле я стала ровней царям, В Индрапрастхе мои мужья внимательно прислушивались к моему мнению о царстве, и хоть мы и спорили иногда, они следовали многим моим предложениям.
Но в Хастинапуре, хотя слепой царь и восседал на троне, а на почетных местах перед ним располагались старейшины, Дурьодхана был единственным обладателем власти. Он надевал маску учтивости в моменты, когда они обсуждали соглашения и законы, но в конце концов все происходило так, как хотел он. Дхритараштра не допускал даже мысли о том, чтобы возразить любимому сыну, который впадал в ярость, когда ему перечили, и которому ничего не стоило оскорбить опытных воинов, все эти годы обеспечивающих для него безопасность в царстве. В такие моменты только Карна мог успокоить его, но часто и сам он выходил из себя из-за предусмотрительных советов старейшин. Видя это, они замолкали, сохраняя достоинство. А с каждым днем они все более походили на изящные резные изваяния на носу корабля, который изменил свой курс без их согласия и двигался в сторону опасных вод.
