— Кто старые? — строго спросила дама. Но карие глаза ее смеялись, от чего в них вспыхивали золотые искорки. Билли поглядел на них и смешался.
— Да актеры, — горестно ответил он. — Певица изображает, что ей двадцать лет, а на самом деле у нее наверняка уже внуки есть. А партнер-то ее куда смотрит? Не видит, что ли, кто перед ним?
К его удивлению, собеседница звонко расхохоталась.
— Никак на тебя не угодишь! — воскликнула она, отсмеявшись. — Ну а театр чем тебе не нравится?
Билли задумчиво почесал нос и проворчал, исподлобья глядя на даму в сиреневом:
— Я не говорил, что он мне не нравится.
— Так в чем же дело?
— Ни в чем, — вздохнул Билли. — Можно сходить в театр, я не против.
Вообще-то он был готов идти куда угодно, лишь бы быть рядом с дамой в сиреневом, о чем та отлично знала. Лицо блондинки смягчилось.
— Значит, отправимся в театр, — подытожила она. — На какую-нибудь смешную пьесу, да?
Она улыбнулась, и Билли почувствовал, что тает от ее улыбки, как леденец… И в то же мгновение раздался стук в дверь.
— Войдите! — слегка повысила голос блондинка, перейдя на русский.
На пороге показалась горничная и, стараясь не смотреть на простреленную карту на стене, объявила, что для баронессы Корф есть письмо. Молодая женщина нахмурилась.
— От кого? — довольно сухо спросила она.
— От статского советника Верховского.
— Не знаю такого, — отрезала дама в сиреневом.
Горничная замялась, затем пояснила:
— Посыльный сказал, вы встречались с семьей господина советника в Ментоне.
— А! — Лоб баронессы разгладился. — В самом деле, теперь я вспомнила. Кажется, мы жили в одной гостинице. И чего же он хочет?
Горничная подала ей маленький запечатанный конверт, на котором изящнейшим почерком со множеством завитушек значилось, что он предназначается госпоже баронессе Амалии Константиновне Корф и никому более. Молодая женщина вскрыла письмо и углубилась в чтение.
— Что-нибудь интересное? — спросил Билли.
Амалия пожала плечами.
— Нас приглашают в гости, — сказала она.
— Кто? — Билли, казалось, заинтересовался.
— Статский советник Павел Петрович Верховский и его супруга. Они устраивают soir?e fixe
[5]
и мечтают видеть нас среди гостей. Будут присутствовать также графиня Толстая, адвокат Городецкий и знаменитый хиромант Пьерлуиджи Беренделли. — При произнесении последнего имени в тоне белокурой дамы сквозила самая непочтительная ирония. Судя по всему, она не слишком верила в хиромантию.
— Адвокат? — недоверчиво спросил Билли.
— Да. А что? Неужели ты о нем слышал?
— Нет, — честно ответил Билли. — И вообще, я знал только одного адвоката. Да и фамилия у него была совсем другая.
Амалия улыбнулась.
— Госпожа баронесса, посыльный ждет ответа, — напомнила горничная.
Но Амалия не торопилась.
— Да-да, теперь я вспомнила Верховских, — задумчиво произнесла она, погружаясь в свои мысли.
Простая московская семья, только муж был тогда не статским советником, а числился рангом ниже. Добродушный человек с круглым брюшком, вокруг которого все время вертелись кошки. Он их гладил и даже подкармливал со своего стола. Между прочим, за все время своего пребывания в Ментоне мужчина даже не полюбопытствовал заглянуть в соседнее Монако, где его соотечественники оставляли баснословные суммы, и такое его поведение невольно внушало уважение. Жена его, как теперь вспомнила Амалия, показывала ей фотографическую карточку их сына — кажется, его звали Дмитрием. Довольно блеклая женщина, и одевалась она всегда в неброские, однотонные платья самого безыскусного фасона. В ее мясистом лице было что-то овечье, но однажды Амалии довелось услышать, как дама распекает официанта, осмелившегося подать ее мужу слишком холодное питье, — даже голос ее изменился тогда, став металлическим, а в лице и подавно не осталось ничего покорного — оно выражало одну злую, непреклонную решимость. Амалию, которая вообще считала, что все люди состоят из контрастов, немало позабавила подобная перемена. И все же, хотя баронесса ничуть не была снобом, она сознавала, что между ней и Верховскими очень мало общего и пребывание на популярном курорте вовсе не сглаживает разницы. В сущности, Амалия вообще слишком отличалась от остальных людей, чтобы считать кого бы то ни было из них ровней себе. Прежде она вела жизнь, насыщенную самыми разнообразными приключениями, хоть и делала это не вполне по своей воле. Потом были болезнь, трудное выздоровление, санатории, возвращение в Петербург… Заболевание туберкулезом было этаким дамокловым мечом, который постоянно висел над ее семьей, от него умерли отец и родной брат Амалии, но она осталась жива. Баронесса была почти уверена, что в Петербурге мало кто заметил ее отсутствие, кроме самых близких, самых дорогих людей, но, как оказалось, была не права. Амалия вспомнила человека, который приходил к ней вчера, и поморщилась…
— А хиромант — это тот, кто будущее предсказывает? — спросил, перебив ее мысли, Билли.
— Да, по линиям руки, — отозвалась Амалия.
— Ух ты!
Тон молодого человека заставил молодую женщину улыбнуться. Она вновь прочитала письмо и вздохнула.
— Графиня Толстая… Будем надеяться, что не та Толстая, о которой все говорят.
— А та, о которой все говорят, она кто? — заинтересовался Билли.
— Весьма заурядная, но скандальная особа, которой нравится изображать из себя femme fatale,
[6]
— фыркнула баронесса. — Даже ее собственная семья не поддерживает с ней отношений. Но она получила недавно наследство от деда, который в ней души не чаял, так что мнение родных ей в высшей степени безразлично. Она живет в основном за границей, раз в полгода переходит в новую веру и меняет любовников как перчатки. Сама себя считает меценаткой и покровительницей искусства, но ради блага искусства я надеюсь, что она все же ошибается.
— О, — только и выдохнул Билли. — А, случаем, не та Толстая, из-за которой художник застрелился?
— Она самая, — подтвердила Амалия. — Но я не думаю, что у Верховских окажется именно она. Все-таки они не ее круга люди. Так что ты скажешь, Билли?
— О чем?
— Если хочешь, можем пойти в театр. А нет, так отправимся в гости к Верховским. Все равно на сегодня у нас нет больше никаких дел.
Билли немного подумал.
— В театре смешная пьеса? — деловито осведомился он.
— Не знаю, — рассеянно отозвалась баронесса. — Но всегда можно выбрать.
