Прежде его раздражало, что Амалия так не похожа на других. Но, с другой стороны, если бы она была иной, вряд ли он полюбил бы ее. Барон видел ее головокружительную храбрость, видел и ее слабость, ни одна из черт ее характера не была для него тайной, и все же он никак не мог к ней по-настоящему приблизиться, и между ними постоянно оставалась стена недопонимания. Правда, в иные мгновения то была даже не стена, а лишь тонкая, едва различимая грань, но он всегда чувствовал невидимую преграду, которая разделяла их. Александр пытался объяснить ее различием их воспитания, происхождением Амалии, беспокойной кровью ее предков — поляков, немцев, русских, французов, среди которых затесались и крестоносцы, и родичи средневековых королей, и ученые, и красавицы, которые вели весьма предосудительный образ жизни. Все это так тесно перемешалось и переплелось, что невозможно было отделить одно от другого, и разве что Аделаида Станиславовна, мать Амалии, говорила, что у дочери манера вскидывать голову, как у ее прабабушки, очаровательной Амелии, последней из старинного рода Мейссенов, — манера, которая, как утверждали, будто бы пленила самого Наполеона. А от собственной матери Александр нередко слышал фразу: «Ты женился на авантюристке». Она так и не приняла его жену и, даже когда сын развелся с Амалией, никогда не брезговала передавать ему самые неприятные сплетни о бывшей супруге. Например, что второй ее ребенок, которого считают приемным, на самом деле родной ей, что она знается с темными личностями, а потому недалек тот день, когда ее перестанут принимать в свете.
Но Амалия обладала достаточной силой духа, чтобы стоять выше всех сплетен. Она сама выбирала себе друзей, и тех, кого считала друзьями, могла защищать до конца, не слушаясь ни мужа, ни мнения его родни. Она вообще делала что хотела, с невесть откуда взявшейся горечью подумал Александр, ни в чем у него не было на нее влияния. Не то что с Варенькой, которая… Барон поймал оживленный взгляд своей невесты. Ну да, уж не за то ли он выбрал ее, что девушка была полной противоположностью его первой жене? Милая, воспитанная, из хорошей семьи, никаких сюрпризов, никакого духа авантюризма, никаких крестоносцев и бабушек, знавшихся с Наполеоном. И тут же Александр подумал, что все это скучно — да, да, невыносимо, непередаваемо скучно! И что если бы Амалия поманила его только одним пальцем… если бы только намекнула, что не все еще кончено… И ему сделалось жарко, стало не по себе от мысли, что да, он бы бросил милую Вареньку без малейшего зазрения совести, бросил бы все, даже службу при дворе, которой так дорожил.
А Евдокия Сергеевна, от которой не укрылось, как помрачнело лицо Александра, едва он бросил взгляд на свою невесту, победно улыбнулась и продолжила рассказывать баронессе о Павле Петровиче. Судя по лицу собеседницы, хозяин дома нисколько ее не волновал, но, тем не менее, она из вежливости продолжала слушать.
— Конечно, его отец Петр Павлович был прекрасный человек, и мать тоже… Она из старинного рода, очень, знаете ли, хорошего… У них было имение в Калужской губернии. Потом, когда случилась реформа, — Евдокия Сергеевна вздохнула, — имение пришлось продать, ну а тогда, конечно, до этого было еще далеко…
Амалия кивала, рассеянно улыбалась и поглядывала на Марсильяка, который разговаривал с доктором. Венедикт Людовикович был хмур и на вопросы отвечал скупо, почти односложно. Горничная Глаша по указанию хозяйки унесла одну лампу и принесла вместо нее другую, поменьше.
— Свет нынче дорого обходится, — виновато промолвила Анна Владимировна, обращаясь к мужу.
Но Павел Петрович не слышал ее. Откинув голову назад, он дремал на краешке дивана и проснулся только тогда, когда в гостиной появилось новое лицо.
Глава 31
Два
— Как по-вашему, нас скоро отпустят? — спросила Варенька, обращаясь к жениху.
Александр пожал плечами.
— Полагаю, все зависит от господина Соболева, — уронил он. — Впрочем, скорее всего, решать будет баронесса Корф.
— Неужели? — неприязненно проговорила Варенька. — За окнами уже светает. Я ответила на все вопросы господина следователя. И вообще… — Тут она заметила, что Александр не слушает ее, и не на шутку обиделась.
Меж тем Марсильяк вполголоса разговаривал с вернувшемся Соболевым. К ним подошла баронесса Корф.
— Итак, что вам удалось узнать? — спросила она.
— Боюсь, не слишком много, сударыня, — извиняющимся тоном ответил помощник следователя. — Сами понимаете, время не слишком удобное для раздобывания сведений… Из тех двух человек, которых вы изволили назвать, я успел навести справки лишь по одной персоне.
Марсильяк вопросительно поглядел на Амалию.
— Этого пока хватит, — сказала она. — Про вторую я сама уже все узнала. Вернее, почти все, но восстановить события не составит труда.
— Я так и думал, что вы неспроста беседовали с тайной советницей, — заметил Марсильяк.
— Разумеется, — усмехнулась Амалия. — Достаточно сделать вид, что вы совершенно равнодушны к сплетням, и вас не преминут ознакомить со всем, что происходило значительного в частной жизни знакомых в последние сорок пять лет. Правда, Евдокия Сергеевна утверждает, что ей всего лишь тридцать восемь, но для столь юной особы она непозволительно много помнит.
Марсильяк загадочно посмотрел на молодую женщину.
— А вы язва, — внезапно сказал он. — Раньше вы такой не были, госпожа баронесса.
— Просто я устала, дорогой друг, — ответила молодая женщина просто. — И больше всего хочу сейчас покончить с этим утомительным делом и вернуться к себе. А потом я уеду в имение, где сейчас живут дети, и все будет хорошо. — Она обернулась к Соболеву. — Итак, я слушаю, что вам удалось выяснить.
— Кажется, нас ожидают новые разоблачения, — вздохнул композитор, глядя на Марсильяка, Амалию и Соболева, который достал из кармана какую-то сложенную бумажку, развернул ее и принялся вполголоса зачитывать. — Полагаю, сейчас мы наконец-то узнаем, кто убил Беренделли и за что. Евдокия Сергеевна! — Он перегнулся через подлокотник к тайной советнице, которая от неожиданности чуть не выронила веер. — Как вы думаете, кто же он?
— Какие глупости вас интересуют, молодой человек, — довольно кисло ответила дама. Но композитор уже обращался к другой:
— Варвара Григорьевна! Как вы думаете, кому пришла в голову поистине убийственная мысль прикончить господина хироманта?
— Анне Владимировне, — тотчас ответил за Вареньку барон. — Если бы это был роман, следовало бы думать на самое неожиданное лицо. Кто подходит на такую роль лучше, чем хозяйка?
— О да! — весьма иронически откликнулся композитор. — Она наверняка замышляла злодейство между подсчетом свечных огарков и вязаньем теплых носков.
— О, господа, какие вы нехорошие! — воскликнула Варенька. — Нет, только не моя тетя. Скорее уж… — девушка ненадолго задумалась, — скорее уж господин доктор. У него такой вид, словно он хранит невероятную тайну!
