Бедный Венедикт Людовикович вытаращил глаза и бурно закашлялся.
— Я читал в книге, что убийца должен быть личностью необыкновенной, потому что противопоставляет себя обществу, — вступил в беседу Митенька, с вызовом поправив очки. — Боюсь, однако, что никто из присутствующих не является таковой.
— Кроме вас, конечно, — любезно заметила баронесса, подходя вместе с американским кузеном. — Все, кто невысоко судит о человеческом роде, всегда почему-то выносит себя за скобки… Садись, Билли.
Билли поискал взглядом Корфа, подумал и сел на диван так, чтобы находиться между ним и Амалией. Соболев отошел к дверям, Марсильяк вышел на середину комнаты и остановился возле рояля.
— Дамы и господа, минуточку внимания!
— Минуточку, пожалуй, можно, — проворчал Иван Андреевич, косясь на часы, — потому что… ааах! — Он зевнул, прикрывая рот рукой. — Вот канальство… пришли, называется, на вечер, повеселиться… — И прежде чем Евдокия Сергеевна успела одернуть его, чтобы он не говорил так громко, супруг ее прислонился головой к спинке и задремал.
— Мы вас слушаем! — объявил Владимир Сергеевич. — Признаться, то, как скоро вы сумели отыскать убийцу моего брата, заслуживает уважения… Так что мы ждем, что еще вы нам скажете.
Марсильяк обвел взглядом присутствующих. Варенька затаила дыхание.
— Прежде всего, дамы и господа, позвольте мне напомнить вам, как все начиналось. И прошу поправить меня, если я в чем-то окажусь не прав. Итак, как вам всем известно, почтеннейшая Анна Владимировна, здесь присутствующая, и ее супруг решили устроить вечер в честь своего переезда в столицу. Приглашены на него были только близкие и достаточно хорошо знакомые люди. Во-первых, племянница Павла Петровича Варвара Григорьевна, а также ее жених; во-вторых, Иван Андреевич Лакунин, начальник Павла Петровича, и его супруга; в-третьих, Венедикт Людовикович, доктор; в-четвертых, графиня Толстая с композитором Преображенским; затем Владимир Сергеевич Городецкий, бывший сослуживец хозяина, и его брат Константин Сергеевич, известный адвокат; наконец, Амалия Константиновна и ее родственник. Это не считая хозяина дома, уже названного мной Павла Петровича Верховского, и его семьи — жены и сына. Помимо прочих, на вечер был приглашен особый гость — маэстро Пьерлуиджи Беренделли, знаменитый хиромант, который гастролировал в нашей прекрасной столице. За ужином он пообещал гостям, что погадает любому желающему и прочтет по ладони не только его прошлое, но и будущее. Всего свою судьбу захотели узнать восемь человек — графиня Толстая, Евдокия Сергеевна, Варвара Мезенцева, хозяйка дома, Константин Сергеевич Городецкий, родственник госпожи баронессы, тайный советник Лакунин (здесь Иван Андреевич особенно сладко всхрапнул, и супруга дернула его за рукав) и композитор Преображенский. Кроме того, господин хиромант успел также посмотреть ладони еще двух человек, которые, однако же, отказались от его услуг, — госпожи баронессы Корф и Дмитрия Павловича Верховского.
— А занятно было бы, если бы это была она, — тихонько проговорила, как бы размышляя вслух, Варенька. Ноздри ее воинственно затрепетали.
— О чем вы? — довольно холодно осведомился ее жених.
— Я хочу сказать, что она вполне могла убить бедного маэстро Беренделли, — пояснила Варенька, глядя на него безмятежным взором. — То есть я имею в виду…
— Нет, — отрезал Александр.
— Вы так в ней уверены? — Своей обострившейся от ревности женской интуицией Варенька чувствовала, что разговор не приведет ни к чему хорошему, но какая-то непреодолимая сила все равно влекла ее вперед. — Вы могли бы поручиться, что она никогда никого не убивала?
— Я мог бы поручиться, что вы читаете слишком много романов, — ледяным тоном ответил барон. — Плохих романов.
Корф отвернулся. Его отчего-то разозлило, что Вареньке вздумалось завести разговор о его бывшей жене, да еще в таком недопустимом тоне. Ведь сам он прекрасно знал, что Амалия не заслужила подобных подозрений и что жизнь ее гораздо сложнее, чем могла себе вообразить глупенькая девочка.
— Вы хотите что-то сказать, Александр Михайлович? — обратился к барону Марсильяк.
— Нет, — отозвался тот. — Продолжайте, прошу вас.
Марсильяк вздохнул. Он вовсе не был убежден в правильности версии, которую выдвинула Амалия. Хотя, с другой стороны, она никогда не делала поспешных выводов, и если на сей раз была так уверена, то ее версию следовало по меньшей мере принять в соображение.
— Дальнейшее, дамы и господа, вам известно не хуже моего, — продолжал Аполлинарий Евграфович. — Маэстро Беренделли объявляет, что среди присутствующих находится убийца. Самому маэстро внезапно становится нехорошо, и доктор де Молине провожает его в малую гостиную. Однако общество не расходится. Дмитрий Павлович приносит ноты, и господин Преображенский садится за рояль — аккомпанировать мадемуазель Мезенцевой. Она поет, и во время ее пения комнату на короткое время по разным причинам покидают несколько человек. Вечер подходит к концу, все собираются расходиться, но когда вспоминают о хироманте и приходят к нему, оказывается, что он лежит бездыханный. Орудие убийства — кинжал из коллекции господина Верховского. Убив Беренделли, убийца вытер испачканные кровью руки чужим платком и позже выбросил его из окна, рассчитывая, что его никто не найдет. В этом, как и во многом другом, он заблуждался.
Так как непреложно установлено, что господин Беренделли был жив, когда доктор оставил его, наше внимание естественным образом переключается на тех, кто выходил из большой гостиной в то время, когда пела мадемуазель Мезенцева. Нам известно, что хозяйка дома выходила дважды, но всякий раз почти сразу возвращалась. Хозяин отлучался принять лекарство, свои причины были и у Дмитрия Павловича, и у Ивана Андреевича, равно как у графини Толстой, господина композитора и Владимира Сергеевича. Стало быть, убийцу надо искать среди них. Впрочем, если считать, что убийство было совершено с целью не допустить разоблачения, и если Беренделли прочел по чьей-то ладони его постыдное прошлое, то круг поисков несколько сужается.
Итак, у нас остаются Анна Владимировна, Павел Петрович, их сын Дмитрий Павлович, который к тому же покидал комнату два раза, Иван Андреевич, графиня Толстая и господин Преображенский. Анна Владимировна исключается сразу, потому что она не отходила далее дверей, и тому есть свидетели. Далее, однако, нам приходится лишь теряться в догадках. Можно вообразить какие угодно причины, которые могли толкнуть любого из названных людей на убийство. Что, если самоубийство художника Сорокина, знакомого графини Толстой, на самом деле было убийством? Что, если Дмитрий Павлович состоит в кружке нигилистов, который ставит целью свержение существующего строя?
— Однако! — пробормотал Павел Петрович. — Надеюсь, вы это не всерьез? Я готов поручиться, что мой сын совершенно благонадежен!
— Напомню вам, что убийца студента Иванова тоже был с виду совершенно благонадежен,
[34]
— отозвался неутомимый Марсильяк. — Но не будем спорить, мы в состоянии нафантазировать все, что угодно, по поводу наших подозреваемых. Но нам нужны не фантазии, а истина, поисками которой мы и занимаемся. И тут на помощь приходит одна существенная деталь, на первый взгляд малозаметная. Дело в том, что судя по высоте, на которой на стене располагалось орудие убийства, его мог снять оттуда лишь достаточно высокий человек. Иными словами, у нас отпадают Павел Петрович, Иван Андреевич, графиня Толстая, равно как и господин Преображенский. А остается лишь Дмитрий Павлович Верховский.
