Лайон ждал, прислонившись спиной к стволу раздвоенного вяза. Сердце же его бешено колотилось в груди, так что было даже удивительно, что не шуршал сверток с перчатками, который он сунул во внутренний карман сюртука. Никогда еще он не делал подарков женщинам – за исключением матери, – и сейчас этот подарок казался ему безупречным… и одновременно прискорбно недостаточным, потому что больше всего на свете он хотел положить к ногам Оливии весь мир.
Наконец она появилась, и в тот же миг ему почудилось, что весь окружающий мир вспыхнул и засиял яркими красками. Он выступил вперед, чтобы приветствовать Оливию и насладиться светом, который всегда излучало ее лицо.
Но она прошла мимо, будто он был деревом. Или невидимкой.
Ну вот… Что-то явно пошло не так.
Он догнал ее и потянулся за корзиной. Она резко отдернула руку, даже не взглянув на него. И он сразу понял: действительно случилось что-то ужасно неприятное.
– Оливия! – окликнул он ее.
Но девушка лишь ускорила шаг – словно его голос был писком комара, от которого она пыталась ускользнуть.
Лайон догнал ее и пошел с ней рядом.
– Оливия, сегодня я не смогу остаться. Мне необходимо отправиться в Лондон примерно на месяц. Я выезжаю завтра.
И тут она наконец-то остановилась и, повернувшись к нему, с недоверием на него посмотрела. Лицо ее сначала побледнело, затем щеки вдруг ярко вспыхнули, и она, поджав губы, развернулась столь стремительно, что юбки прямо-таки вихрем взметнулись. И она пошла дальше. Только теперь все быстрее и быстрее.
– Оливия, пожалуйста, поговорите со мной, – пробормотал Лайон, снова последовав за ней.
Но она не обращала на него внимания. Молча шагала, крепко стиснув зубы и вскинув подбородок. Лайон тяжко вздохнул. Впервые в жизни он понял значение слов «глубокая обида» и «крайнее возмущение».
– Оливия! Ради всего святого, постойте!
Она внезапно остановилась и, стремительно повернувшись к нему, отчеканила:
– Мне кажется, я уже говорила вам, что терпеть не могу, когда мне указывают, что делать.
Лайон уставился на нее в изумлении. Он совершенно не привык к тому, чтобы его отчитывали. Но по крайней мере она заговорила с ним…
– Извините меня, Оливия. Просто я… – Лайон в смущении умолк.
– Говорите же. Я вас слушаю.
– Я буду очень скучать без вас в Лондоне, – пробормотал Лайон, и эти его слова даже отдаленно не передавали того, что он на самом деле испытывал. Он сейчас чувствовал полную опустошенность и безысходное отчаяние.
Но Оливия ничуть не смягчилась.
– Тогда зачем же вы уезжаете в Лондон? – произнесла она тоном судьи.
– Чтобы представить кое-какие свои соображения членам клуба «Меркурий». Я уже говорил вам об этом. Это насчет паровых двигателей.
Пристально глядя на него, она спросила:
– А герцог Хексфорд тоже там будет?
Он с минуту помолчал, затем ответил:
– Да, конечно.
– И леди Арабелла, вероятно, тоже, не так ли?
Лайон вздохнул. Проклятье! Как же она… Ох, это все, наверное, газеты. Или, возможно, сплетни из Лондона каким-то образом просочились в дом Эверси.
– Но на заседаниях в клубе «Меркурий» ее, конечно же, не будет, – сказал Лайон и тут же понял, что не следовало это говорить. Очевидно, гордость или чувства Оливии были сильно задеты, так что поддразнивание – далеко не лучший способ исправить дело. Он поспешно добавил: – Видите ли, я не могу пропустить это заседание. Ведь оно было запланировано уже давно. У меня просто нет выбора, Лив.
Склонив голову к плечу, она посмотрела на него так, как будто он насекомое, пришпиленное булавкой к доске.
– Говорите, нет выбора? Значит, вам – какое несчастье! – придется кататься верхом вместе с леди Арабеллой и танцевать с ней на балах. И прогуливаться с ней. И разговаривать с ней на людях…
– Леди Арабелла не так уж много разговаривает, – перебил Лайон. – Она по большей части молча краснеет и иногда кивает, давая понять, что со всем соглашается.
– И она восхитительна, не так ли?
Он в задумчивости молчал. Оливия в гневе выглядела весьма впечатляюще… Глаза ее метали искры, щеки ярко пылали, и каждое ее слово было пропитано ядом. О, она была невероятно прекрасна, и ему очень хотелось сказать ей об этом. Но он подозревал, что в данный момент его слова будут неправильно поняты. Увы, она была смертельно оскорблена, и с этим приходилось считаться.
– Некоторые, возможно, с этим согласятся, – тихо сказал Лайон. – Но мне гораздо приятнее разговаривать с вами. Не важно, о чем. И не важно, когда именно. Я даже предпочитаю продолжать этот наш разговор, хотя вы, сверкая глазами, сжимаете кулаки и вот-вот топнете ногой.
И вновь воцарилось молчание. При этом Лайон заметил, что Оливия с трудом сдерживала смех.
– Но вам ведь хочется поехать в Лондон? – спросила она наконец.
– Я давно хочу переговорить с инвесторами из клуба «Меркурий», но в данный момент мне не хочется уезжать, – тихо ответил Лайон. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, он добавил: – Оливия, я… Я хотел бы вручить вам кое-что.
Ужасно волнуясь, Лайон полез во внутренний карман сюртука. Неловко порывшись там, извлек, наконец, свой подарок и молча протянул девушке сверток. Она с недоумением посмотрела на него. Ее восхитительные глаза все еще сверкали гневом и обидой, но ему показалось, что она немного смягчилась.
Затаив дыхание, он смотрел, как Оливия, развернув ткань, с изумлением уставилась на те самые лайковые перчатки, о которых давно мечтала. И она по-прежнему молчала. Когда же, наконец, подняла на него взгляд, в глазах ее была мучительная боль.
И Лайон тотчас же понял: все обернулось совсем не так, как ему хотелось. Все обернулось просто ужасно, чудовищно!
– Но это же… те самые перчатки от Постлуэйта, – прошептала она.
– Да, – кивнул Лайон.
А она вдруг судорожно сглотнула и так же тихо спросила:
– Прощальный подарок, да?
Лайон был ошеломлен этим вопросом.
– Нет! – воскликнул он. – Боже милостивый, нет! Это просто… Я хотел…
– Извиниться за то, что уезжаете, чтобы повидаться с леди Арабеллой?
– Нет, Оливия, я всего лишь…
– Я не могу принять их, – перебила она. – Что бы я стала с ними делать? Я же не смогу носить их прилюдно. Я вообще не могу появляться с вами на людях. Как я смогу объяснить, каким образом они ко мне попали? О чем только вы думали?
Теперь она вся дрожала от обиды и гнева. И в глазах ее заблестели слезы. Но что он мог поделать? Ведь он все равно должен был покинуть ее и отправиться в Лондон.
Сделав глубокий вдох, Лайон мысленно сосчитал до трех и тихо, но настойчиво, проговорил:
