Он приблизил пистолет к лицу Карины, и палец его задрожал на спусковом крючке.
– Ты что?! Свихнулся?!
– Так и живем – шутки, юмор, веселье. – Глен вдавил спусковой крючок. Карина вскрикнула. Но выстрела, который должен был разнести ее грудь, не прозвучало.
– Дурочка, он на предохранителе, и затвор не взведен. Нужно сделать вот так.
Он передернул затвор и опять навел пистолет на побледневшую Карину. Потом засмеялся, вытащил обойму и положил пистолет в стол.
Через несколько дней Глен неожиданно заявил:
– Помнишь Якова Моисеевича, адвоката?
– Тот кривоногий козел, который пожирал меня глазами?
– Он самый. Между прочим, ты ему очень понравилась.
– Я многим нравлюсь.
– Возможно. Хотя уж он-то видел баб получше, чем ты. Знаешь, он очень обходительный человек. Истинный джентльмен. Ты с ним проведешь хороший вечер.
– Что?
– Он тебя в шесть часов ждет по этому адресу. Возьми такси, чтобы долго улицу не искать.
– Ты хочешь, чтобы я провела с ним вечер?
– Он мне очень нужен, поэтому я хочу, чтобы ты провела с ним вечер.
– Ни за что! И не проси!
Карина кипела от возмущения. За кого Глен ее принимает?
– Я и не прошу. Я требую.
– Нет!
– Бунт на корабле? – Он залепил ей пощечину, ударил кулаком в живот, взял за волосы и повалил на диван. – Ты шлюха и дочь шлюхи. Ты пойдешь к нему и сделаешь то, что он скажет. Иначе тебе небо покажется с овчинку.
– Негодяй, – всхлипнула Карина.
– Это уже другой вопрос. В шесть часов ты у него.
– Хорошо.
– Не плачь, – неожиданно вполне миролюбиво произнес Глен. – Ничего плохого он тебе не сделает.
В восемнадцать часов Карина была в квартире адвоката. Альтшуллер, одетый в роскошный костюм, являл собой саму галантность. Он поцеловал ей руку, едва прикоснувшись к ней губами. Звучала приглушенная музыка. Стол был заставлен икрой, ананасами, ветчиной. Красовались запотевшие бутылки шампанского… И Карина оттаяла.
Конечно, без одежды, как она и ожидала, Альтшуллер был довольно противен. Но в постели оказался горазд на такие фокусы, которые она видела только в самых отпетых порнографических фильмах. И в определенный момент он смог ее завести. Да еще как!.. Встречи с Альтшуллером стали регулярными.
– Что-то квартира у него бедная для адвоката, – сказала как-то Карина.
– Ты думаешь, это его квартира? – усмехнулся Глен. – У него не квартира, а музей. А на стенах портреты двух предыдущих жен. А это так, для плотских утех.
– Он… женат?
– Ты что, не против за него выскочить? Место занято. Его жене двадцать лет, студентка юридического факультета. Закончит – тоже в адвокаты пойдет. Будут на пару деньги грести. Семейный подряд в действии.
– Так ему что, жены не хватает?
– Не хватает. Он настоящий сексуальный маньяк.
Иногда при Карине Глен встречался с Альтшуллером, который приходил к ним на квартиру. Они о чем-то шушукались. Уходя, Альтшуллер в коридоре не забывал воровато залезть ей пальцами за вырез и больно ущипнуть за грудь…
Глен с каждым днем становился все смурнее. Он перестал распускать руки, но от этого беспокойство Карины только росло. Глен научился хлестать ее одними словами и даже намеками, доводить до истерики. А однажды он притащил домой автомат. И опять те же шуточки – тот же ствол, направленный ей в грудь, тот же холостой щелчок.
– Пять секунд, и в тебе тридцать пуль. Это похлеще пистолета. Не оставляет ни единого шанса.
Карина сорвалась, закричала и повалилась на диван, молотя подушки кулаками.
– Ну что ты, родная, я же пошутил, – тоном профессионального гробовщика успокаивал ее Глен.
– Сволочь!!! Уйду от тебя! Сейчас же!
– Уйдешь. Конечно, уйдешь. На ближайшее кладбище.
Карина почувствовала, что сказано это не для красного словца. Глен на самом деле может ее убить.
Ночью, отодвинувшись от спящего Глена, она долго смотрела на него. Не склонная к каким-либо умозаключениям и прогнозам, она тем не менее сейчас четко поняла, что деваться ей от него некуда. Лучше бы ему не появляться в ее жизни. А если уж случилось такое несчастье, лучше было бы, чтобы он исчез. Навсегда. Просто бы умер. И она всерьез поняла, что способна убить человека. И, что еще страшнее, ей когда-нибудь придется его убить…
* * *
Икона «Святой Николай Мирликийский» стояла в салоне в ряду с десятками других святых ликов, возвышалась над витринами и полками, на которых лежали старые патефоны и фотоаппараты, серебряные ножи и вилки, монеты и значки, разная старинная мелочь. В антикварный отдел Карликов заглядывал всегда, принципиально игнорируя другие отделы, в которых висела мазня современных художников. Его никто никогда бы не смог убедить купить какое-нибудь авангардное полотно с наклеенными на холст трамвайными талонами и женскими колготками. С него было довольно книженций футуристов. Карликова притягивала старина. И «Николай Мирликийский» чем-то понравился ему. Тем более цена была вполне умеренная.
– Мне вон ту икону, – указал Карликов на святой лик, протягивая чек.
Придя домой, Карликов повесил «Николая Мирликийского» на стену, на которой уже висело несколько икон восемнадцатого века.
– Новье. Конец девятнадцатого века, – презрительно скривила губы Валентина. – Зачем она тебе нужна?
– Чем-то понравилась, – пожал плечами Карликов, любуясь иконой.
– Зачем всяким хламом стены завешивать?
– Пускай повисит. Эти вещи как бройлеры – со временем только нагуливают вес.
Супружеская чета оправилась после налета. Карликов решил никогда в жизни не приглашать никого домой и никому не открывать дверь. Отгородиться от всего окружающего мира в бетонном бункере – и пусть горит все синим пламенем, пусть хоть все кровью зальется. Мой дом – моя крепость. Только, к сожалению, существует необходимость вылезать наружу.
– Нет, что-то в этой иконе все-таки есть, – раздумчиво произнес Карликов.
Он бы сильно удивился, узнай, что эта икона похищена из деревенского дома теми же разбойниками, которые совершили налет и на его квартиру. Эту икону сдал в салон Глен. Слепцов получал только те предметы, которые конкретно заказывал. Остальным и Глен делиться не собирался. Пусть деньги за них давали в салоне не слишком большие, но все-таки какой-никакой приработок. Вон «Христос» с последнего дела ушел за триста баксов. «Божья Матерь» – за двести. На брата получилось вроде и немного, но пару раз сходить в ресторан можно. Желания оставить что-то из этих вещей у себя Глен не испытывал. Он не любил святые лики.
