– Не знаю, – покачала головой Мария Цепс. – Чем-то похож на Павла… На Павла Губанова…
В машине Рудаков сказал Норгулину:
– Стадион «Динамо» как раз на Рогожской близ валютника. Смотри, что они делают. Находят объекты около своего дома. И отпадает необходимость связываться с транспортом, изобретать сложные пути отхода.
– Правильно, – кивнул Норгулин. – Взяли добычу, переоделись где-нибудь на чердаке, чтобы по одежке не вычислили, куда они дернули. И дома ленч принимают, пока милиция с ног сбивается и перекрывает магистрали.
– Шустряки.
– Считай, что преступление раскрыли. Готовь дырку на кителе для ордена.
– На этой работе только ордена святого Ебукентия дождешься…
Первым взяли Андреаса – на даче у его знакомой. Там же была сумка с частью денег. Он раскололся еще в машине. Действительно, его сообщниками были Виктор Шестаков и Павел Губанов. Вскоре взяли и их. Собровцы жалели, что они вели себя смирно и тихо, не оказывая сопротивления и не давая повода завалить себя насмерть. Значит, опять будут нудные судебные процедуры, гуманные приговоры и еще один человек, павший на боевом посту, окажется неотомщенным.
Утром Рудаков и Норгулин жевали в кабинете сухие бутерброды, запивая их крепким кофе. Этой ночью поспать не удалось. Прошла информация, что последний оставшийся на воле бандит – Павел Губанов – должен появиться у своей знакомой на улице Качаловской. В засаде пришлось сидеть почти всю ночь. Когда всякая надежда исчезла, подъехал красный «Москвич». Налетчика взяли под белы руки и препроводили к следователю.
– Ну что, Рома, выходной устроим сегодня? – спросил Норгулин.
– Кому выходной, а кому и в поле пахать. Мне нужно Брендюгина добивать.
– Что-то любопытное?
– Пока не знаю. Меня от него оторвали, когда он разговорился.
– О чем?
– По-моему, готов был поведать мне о каких-то разбоях. Я понял, что он в какой-то группе, промышляющей этим.
– Надо его додавливать.
– Как получится. Он уже мог и одуматься. Урки в камере его могли настроить против нас. Не знаю, удастся ли восстановить контакт.
– Нужно подработать его и другими способами. Сейчас позвоню Афанасьеву. – Норгулин набрал номер старшего оперуполномоченного, обслуживающего ИВС. – Викентий, привет, Норгулин. За нами там некто Геннадий Иванович Брендюгин числится. Как он там? Живет, не кашляет?
По мере того как Норгулин слушал собеседника, лицо его становилось угрюмее.
– Хорошо, пока, коллега. – Он положил трубку и выругался. – Мать их…
– Что такое?
– Его выпустили.
– Мы же просили Светку придержать его.
Норгулин набрал телефон Светланы, коротко переговорил с ней.
– Ну, почему она нам свинью подкинула, не говорит? – спросил Рудаков.
– При чем здесь Светка? – отмахнулся Норгулин. – Она, что ли, санкции дает? Адвокат прокурору всю плешь проел. «Преступление не тяжкое, прекрасные характеристики». Тот расчувствовался и отпустил.
– Кто адвокат?
– Альтшуллер.
– Скотина, – вздохнул Рудаков. – И когда он в Америку отвалит?
– Что ему в Америке делать?
– Помнишь дело маньяка Шалиева? Мне за него еще часы от имени министра вручили. Изнасиловал восемьдесят женщин. Пятнадцать из них удушил. А сколько еще его преступлений осталось за кадром!..
– Помню.
– Зал суда был заполнен одними потерпевшими, для других просто не нашлось места. Защитником его вызвался быть Альтшуллер – он обожает громкие дела, они не приносят большого заработка, но благотворно сказываются на последующих гонорарах. Вел он себя на судебном заседании так. Заявил, что его подзащитный невиновен и держать его под стражей – грубейшее нарушение свобод гражданина и человека. Шалиеву уже все было до лампочки. Но как только он начинал по некоторым эпизодам давать признательные показания, вскакивал Альтшуллер и верещал: «Граждане судьи, не слушайте его, он не понимает, что говорит, он невменяемый». Дошло до того, что Альтшуллера из зала суда выводили под конвоем, спасая от разъяренной толпы.
– Это в его стиле, – кивнул Норгулин. – Светлана сказала, что в последнее время он специализируется на защите серьезных бандитов и со всякой мелочью не общается. Значит, Брендюгин в какой-то команде, которая стрижет хорошую «зелень». Следовательно, надо думать, как дожимать его.
– Что ты предлагаешь?
– Может, сделать заказ на разведывательно-поисковые мероприятия и на техническое обеспечение?
– А основания? Одни лишь мои предположения? – возразил Рудаков. – Знаешь, состояние у него… Он, кажется, надломлен и ненавидит своих товарищей по оружию. Можно попытаться встретиться с ним и склонить к сотрудничеству.
– Ты уверен, что получится?
– Я попробую.
Но Рудаков опоздал…
* * *
Карина посмотрела на свое отражение в витрине кафе «Осьминог», легким движением пальцев поправила волосы и осталась в целом довольна своим видом. Все-таки Роман дело знает. И все – химия, покраска волос – за каких-то пятьдесят долларов. Карина дотронулась до губы. Припухлость была почти незаметна. Глен опять стал распускать руки. В постели вон едва кисть не сломал в порыве страсти. Карина вздохнула и толкнула стеклянную крутящуюся дверь кафе.
Кафе «Осьминог» раньше представляло собой обычную столовку, обслуживавшую в основном шоферов и работяг из первого троллейбусного парка. Теперь здесь стало довольно уютно, правда, кухня не отличалась особой изысканностью. Контингент посетителей здесь был обычный для таких заведений, поэтому кафе было уже «окрещено» два месяца назад взрывом противотанковой гранаты, снесшей полстены, и парой поножовщин. Но обошлось без жертв. Впрочем, «Осьминог» – далеко не самый опасный кабак в городе. Хозяин этого заведения Гарик Акопов – армянин, беженец из Спитака, мечтал прибрать к рукам примыкающий к кафе детский спортивный комплекс и организовать там классное еженощное стриптиз-представление, благо «актрис» – только крикни – табуны сбегутся. Соответствующие бумаги, однако, мертвым грузом лежали в мэрии, поскольку аппетитам тамошних чиновников пока не отвечали финансовые возможности Гарика. Карина нередко заглядывала сюда. Перекусить, выпить рюмку джина, поболтать с девчонками.
Таня Полунина и Нина Остроухова были уже здесь. Кроме них, в кафе сидели трое угрюмых мужчин в строгих костюмах и галстуках, судя по всему – работники районной администрации, располагавшейся за углом.
– Привет, – сказала Карина.
– Здорово, подруга, – откликнулась Таня.
– Кариночка, куда ты пропала? – затарахтела Нина.
– Да так, дела.
– Нет у тебя никаких дел, – усмехнулась Таня. Настроение у нее, чувствовалось, было скверное.
