– Чего моргала выпучила? – вдруг тяжело посмотрел на нее Глен.
– Ничего не выпучила.
– Ладно, не дергайся. – Он потрепал ее по щеке так, что на коже остались красные полосы. – Знала бы ты, как мне все обрыдло. Все! Что молчишь?
Карина пожала плечами. Начиналась очередная сказочка тысячи и одной ночи. Очередной концерт вопреки заявкам зрителей. Как же она ненавидела его в такие минуты!
– Ску-учно, понимаешь, Карина… Я не Рэмбо, но эту дыру поганую в свои руки взял. И знаешь почему? По тому что всех паскудников, кто мне дорогу перебегает, должен замочить! И ни одного паскудника мне не жалко. Потому что они паскудники.
– Глен, я просила, не надо! – взвизгнула Карина. Она поднялась, но Глен швырнул ее обратно в кресло.
– Сиди, дешевка. Знаешь, я могу подумать, что ты тоже паскуда, и мне и тебя не жалко будет.
– Ты мне постоянно угрожаешь!
– Правда? Не замечал… – Глен взял острый длинный столовый нож и потрогал с уважением лезвие. – Представь, Кариночка, нож входит в твое тело. Ты еще все чувствуешь и понимаешь, находишься в сознании. Ты видишь, как у тебя вываливаются кишки, и пытаешься их удержать. Ты видишь, как уходит кровь, а вместе с ней и жизнь. Ты начинаешь осознавать, что произошло непоправимое, что ничего не вернуть назад, но все еще на что-то надеешься. На чудо. Чудес не бывает.
Карина заплакала.
– Боишься меня? Правильно. Я сам себя боюсь. Но не очень… Карина. А тот свет есть?
– Нету!
– Не ори. Наверное, есть… Они приходят оттуда ко мне. И все чаще. Приглашают к себе. Хрен им!.. Что, думаешь, глюки? Это у цыгана глюки после дозы наркотика. А у меня не глюки. Паскуды, которых я убил, действительно за мной приходят. – Глен опрокинул еще фужер водки и, зажмурив глаза, зашарил рукой по столу в поисках соленого огурца.
– Ты врешь. Такого не может быть! – крикнула Карина. Глен уже который раз говорил о каких-то призраках, но она ему, конечно, не верила. Эти его рассказы выводили ее из себя.
– Приходят, жизнью клянусь. Знаешь, они мне, наверное, устроят на том свете!.. Только хрен я им так просто дамся. Здесь всех зажал и там как-нибудь справлюсь. – Он хрустнул огурцом. – Не веришь? Опять не веришь. Кто ты такая? Подзаборная дешевая шлюха!.. Карин, знаешь, почему я в самые крутые вышел? Снайпер, Йошка – они мужики заводные, отпетые. Но я над всеми. Потому что они перешагивают через себя, когда людей мочат, а мне нравится мочить. – Глен захохотал. – Это подобно шампанскому. Когда пьешь – приятно. На следующий день башка трескается. Зарекаешься не пить, а потом опять принимаешь. Или как наркота. У Цыгана спроси, как под наркотой бывает. – Он схватил Карину за руки и сжал их.
– Спрошу! Отпусти!
– Конечно, спросишь. Ты у негра задницу лизать будешь, если я прикажу… Помнишь фильм «Горец»? Маклаут как кому башку снесет, забирает его энергию. Я тоже ощущаю, как в меня энергия их вливается. Слушай, а может, я вампир? Дракула из Зареченского района. – Он показал зубы, потом схватил Карину за шею. – Представляешь, я прокусываю твое горло и пью кровь. Чего с лица опала? Шутка. Шучу, шлюшка моя дорогая, шучу.
Карину начал бить колотун.
– А может, тебя на дело сводить? Хоть ты и дура, но нажать на спусковой крючок сможешь. Раз – и у какой-нибудь паскуды дыра в груди. Отлично. Просто.
– Я тебя ненавижу! Ненавижу-у!
– О, голос прорезался. Имбецилка, кого ты ненавидишь? Меня?.. Ну и ненавидь. Мне до фонаря.
– Ненавижу. Уйду.
– Ага, а потом тоже будешь являться ко мне с того света. – Глен лениво и без злобы влепил ей пощечину. – Не уйдешь. Ты – моя вещь. Захочу – выкину на помойку. Захочу – сломаю. Наверное, когда-нибудь убью тебя. А может, и не убью. – Он взял столовый нож и полоснул ее по ладони. Она схватила бутылку и со всей силы ударила его по голове. В литровой бутылке оставалась еще половина жидкости, она брызнула во все стороны. Глен отшатнулся на стуле, полетел на пол и потерял сознание.
Карина встала, оперлась о стол, нагнулась. Ее вырвало.
Глен застонал и пошевелился. Карина схватила столовый нож и склонилась над ним… Одно движение, точный удар в горло, не надо больших усилий, это не сложнее, чем разделать мясо перед жарежкой… И все. Она свободна. Никто не стоит над душой. Не висит дамоклов меч. Не давит на плечи неизменная тяжесть.
Она занесла нож, но он выпал из ее ослабевших пальцев. Есть вещи, которые она не сделает никогда…
Она схватила сумку и выбежала из квартиры.
* * *
Глен, с забинтованной головой, осунувшийся, походил на жертву артобстрела в Грозном.
– Котелок трещит, – простонал он.
– Здорово она тебя саданула, – оценил Гусявин.
– Стерва – одно слово. – Глен застонал, коснувшись пальцами лба.
– Милые ругаются – только тешатся, – зевнул Снайпер. – Зачем ты нас сюда вызвал?
– Вы что, не понимаете?
– А чего тут понимать, – отмахнулся Снайпер. – Получил бутылкой по голове от бабы. Дай ей в лоб – и дело с концом. Куда ей деваться? Через пару дней на брюхе приползет.
– Я немного перегнул палку. Не приползет.
– Что, других «матрешек» мало? – удивился Гусявин. – Забудь о ней. Хочешь, приведу тебе какую-нибудь интеллигентную швабру, хоть кандидата наук, которая тебе плешь проест цитатами из Бебеля и Бабеля. Или пятнадцатилетнюю «соску». А хочешь, двенадцатилетнюю – они уже с этого возраста спонсоров ищут.
– Она не придет, – пропустив все мимо ушей, хмуро произнес Глен. – И она сдаст нас при первой возможности.
– Что?!
– Она в таком состоянии, что, стоит ей порог милиции перешагнуть, запоет почище Аллы Пугачевой.
– Глен, что ты ей наговорил? – Гусявин почувствовал, как под ним зашатался пол.
– Все!
– Все?
– Как на духу! Что уставился? – Глен сжал в руке лежавший на столе нож. – Не нравится? А нож в живот хочешь?
– Ерики-маморики, ты что, с дуба рухнул, Глен?
Глен упал в кресло, отбросил нож, дрожащими руками запахнул распахнувшийся на груди халат.
– Ты всех выдал, – покачал головой Снайпер. – Не умеешь военную тайну хранить.
– Да пошел ты со своими дубовыми словечками! Тоже мне, ветеран Куликовской битвы!
– «Бывают в жизни злые шутки», – сказал петух, слезая с утки, – напряженно улыбнулся Гусявин. – Что делать-то, братва?
– Надо ее найти и завалить, – сказал Глен и простонал, схватившись за голову.
– Тебе бы все валить да валить, лесоруб ты наш! – возмутился Гусявин.
– Я ее знаю. Она дура и нас заложит, поэтому мы будем ее валить. – Глен устало откинулся на спинку стула.
