– Как нам найти Карликова?
– Что вам от него нужно? – спросил хорошо одетый, в костюме за триста долларов вальяжный мужчина с бегающими глазами и нервным тиком с правой стороны лица. Он стоял, опершись о стойку.
– Потолковать надо.
– Так… – начал бармен, но мужчина перебил его:
– Карликова нет.
Норгулин с подозрением посмотрел на мужчину.
– Когда будет?
– Не знаю, – напряженно произнес тот.
– А где он?
– Не знаю. Куда-то уехал и ничего не сказал.
– Слушайте, Виктор Степанович, кончайте придуриваться.
Глаза у мужчины забегали еще быстрее.
– Начальник отдела РУОПа майор Норгулин. – Павел продемонстрировал удостоверение.
– Уф-ф! – Карликов вытер рукавом лоб. – А я уж подумал, опять они.
– Кто?
– Бандиты. Они сюда как в очередь за бесплатным пивом повадились. Осточертели, сил нет.
– Пишите заявление. Поможем.
– Ох, не смешите, товарищ майор… Кстати, я пошутил. Никто сюда не ходит, ни о каких бандитах я ничего не знаю.
– Это тема отдельная. Нам бы с вами лично переговорить надо.
– Пройдемте ко мне в кабинет.
– Нет, – покачал головой Норгулин. – Это вы пройдите в мой кабинет.
– Извините, но я сегодня не могу.
– Извините и нас, но вас никто не спрашивает. Поехали.
– Но я правда не могу.
– Слушайте, Виктор Степанович, не ищите лишних неприятностей на свою голову. Поехали.
Держался Карликов как опытный рецидивист. Он напрочь отрицал факт разбойного нападения на свою квартиру. Пришлось устраивать ему очные ставки с Гусявиным и Кариной. Только после этого он написал заявление об имевшем место разбойном нападении.
– Почему вы так упирались? – спросила Светлана.
– А зачем мне все это? – пожал плечами Карликов. – Вы что, краденое мне вернете?
– Может, и вернем.
– Ох уж мне эти сказки про белого бычка. Никогда и ничего вы не вернете. А лишний раз с этими людьми встречаться – не хочу такого счастья. Вам хорошо сидеть в этом кабинете и спать с пистолетом под подушкой. За вами сила. А я что? Один-одинешенек, беззащитен, как Красная Шапочка в дремучем лесу. На кого мне надеяться? На вас? В ваши россказни я не верю. На «крышу»? Это реальнее. Но они в последнее время между собой грызутся, тут тоже можно оказаться между молотом и наковальней. Поэтому вывод – забиться в нору поглубже, сидеть и не рыпаться. И надеяться, что минует чаша сия.
– Это потому, что кто-то очень много ест, – процитировал Винни-Пуха Норгулин.
– Про чего это вы?
– А что вы хотите, Виктор Степанович? Ездить на «Вольво», хранить бриллианты в банках из-под какао, отдыхать в Таиланде да еще и жить спокойно? Так не бывает.
– Понятно. Еще мораль прочитайте, как нехорошо лопать ложками икру, когда рабочий класс перебивается с хлеба на квас, а шахтерам по полгода не платят зарплаты.
– Кстати, это тоже довод.
– Никакой не довод. Что бы там ни говорили политиканы и философы, но меня такие вещи нисколько не трогают. Какой-то шахтер объявил голодовку и не вылазит наружу. У старушки кусок хлеба отобрали. Прискорбно, неприятно, но я этих людей никогда не видел и не увижу. И их судьба меня может волновать лишь абстрактно. А для себя я – центр мироздания. Мерило всех вещей. Все очень просто, и нечего усложнять.
– Центр мироздания. Звучит.
– Вот именно. И я имею возможность есть икру. И всегда буду иметь такую возможность, потому что умею то, что не умеют эти работяги. По-моему, вполне законная постановка вопроса.
– Вполне. – Светлана протянула Карликову протокол. – Распишитесь здесь и здесь. Мы вас пригласим.
Карликов расписался, попрощался и ушел.
– Во жлоб, – покачал головой Норгулин. – Целое философское обоснование подвел под свое жлобство.
– Торгаш и есть торгаш, – махнула рукой Светлана. – Только в отличие от других любит потрепаться на отвлеченные темы.
– Идеал новой России, герой телеэкрана – Хомо загребущий и на все плюющий, – хмыкнул Норгулин.
– Помоги мне сшить дело. Шило тупое, мужская сила нужна.
– Тебе моя сила нужна только для того, чтобы дела прокалывать?
– Ох, сейчас небеса обрушатся, – всплеснула руками Светлана. – Норгулин начинает ко мне клеиться.
– А может, действительно соберусь с духом и начну.
– Вот когда соберешься – тогда и начинай. А сейчас дело сшивай. Вон уже пятый том.
Светлана начала раскладывать листы аккуратно, один за другим, в подшивочный станок.
– Сегодня опять эта Галина была. Требует свиданку с Гусявиным.
– Ты же ей недавно давала, – удивился Норгулин.
– И дня прожить без него не может. Постоянно таскает передачи, ноет по телефону.
– Кто вас, женщин, поймет.
– Неплохая баба. Что она в нем нашла? – пожала плечами Светлана.
– Не она первая – не она и последняя, кто с подонками связывается.
– Думаю, по нескольким эпизодам нам удалось прижать их железно. Даже если все начнут отказываться от показаний – все равно уже не слезут с парохода, – сказала Светлана, укладывая очередной лист.
– Сядут усе – как говорил Папанов в «Бриллиантовой руке», – кивнул Норгулин.
– Вот только где нам искать Цыгана и Глена?
– Глен наверняка двинет за помощью в Москву. Он в доверенных лицах у Углова, тамошнего упыря, ходит. Мы прозвонили, чтобы его связи под контроль взяли.
– А Цыган?
– Он в какой-нибудь табор подался. Но я ему кое-какой сюрприз приготовил. Тяжко ему придется. Даже жалко бедолагу…
* * *
Йошка был снова свободен как вольный ветер. Впереди лежала дорога. Опять он не был связан ни с кем и ни с чем. Пусть показывают его фотографии по телевизору. Пусть смотрит его лицо со стендов «Их разыскивает милиция». Никому не достать цыгана, пока у него во всех городах есть родичи, у которых можно пересидеть опасное время, отдохнуть душой и телом.
Йошка списал со счетов Глена с компанией. Он с самого начала предполагал, что кончится все чем-то подобным. Не по чину они решили отхватить кусок. Йошка с первого дня ждал момента, когда надо будет сматываться. Он был готов к этому. И сумел вовремя испариться. Жаль только, пришлось оставить львиную долю заработанного. Но не беда. Было бы здоровье, а чем и где поживиться, найдется всегда. Деньги валяются под ногами, нужно только не лениться нагнуться и подобрать их.
Путь Йошки лежал на Украину. Но перед этим он решил заглянуть в Московскую область к своим троюродным и четвероюродным братьям и сестрам. И однажды вечером он перешагнул порог двухэтажного каменного дома, в котором расселился целый табор.
