Тем временем в Питере помощники Казбека утрясли все вопросы с Самураем. Это тоже обошлось недешево – пришлось пойти на некоторые уступки и съехать с пары торговых точек на востоке города. Зато тема была улажена. И Казбек смог вернуться в северную столицу в уверенности, что за ним не наблюдают через прицел внимательные глаза киллера.
Как раз по этому поводу сейчас он гудел в «Белоснежке». Этот двухэтажный стеклянный кабак на северной окраине города был штабом его группировки. Туда к нему подкатывали подконтрольные бизнесмены, подчиненные бригадиры. И Казбек купался в лучах собственного величия.
«Здравствуй. Хорошо выглядишь»… «Умный. Сильный. Молодец». «Рады тебя видеть. Без тебя худо было. Теперь построим всю Хиву. Гнилой городишко вздрогнет»…
Подхалимаж по отношению к своей персоне Казбек приветствовал. Это было одной из приятных составляющих его блестящего положения в обществе. Он любил подхалимов всей душой и на дух не переносил тех, кто ему противоречит. В обществе последних он моментально закрывался в панцирь злобной отчужденности и начинал вынашивать недобрые планы.
Для конфиденциальных встреч в «Белоснежке» был отведен отдельный кабинет. Сейчас там пребывал сам Казбек в компании с двумя ближайшими помощниками. Это были Баклан – похожий на громадного хряка и такой же простой и незатейливый бандюган, командовавший в бригаде отбойщиками, и Еврей – худосочный, очкастый, хитрозадый, заведовавший в бригаде финансами и коммерческими делами.
– Две точки Самураю отдали, – причитал Еврей, недовольный оборотом событий. – Две точки! Казбек, надо его на место ставить.
– Мочкануть падлу, – кивнул Баклан. Это были его самые любимые слова из всего могучего русского языка.
– Ты не умеешь ждать, – укоризненно произнес Казбек. – Сейчас Самурай наш кореш.
– Кореш! – возмутился Баклан. – Его сученыш Равиля завалил!
– Самурай отрекся от Ирокеза, – произнес Казбек скучающе.
– Ох, не верю я ему, – покачал головой Еврей.
– Ладно, не гоните, – замахал руками Казбек. – Я только приехал. Разберемся со всеми.
Тут и зазвонил длинной переливчатой трелью мобильник.
– Казбек, – послышался глухой, какой-то сдавленный голос.
– Я Казбек.
– Это Ирокез. Узнал?
У Казбека сначала прошла холодная волна по телу – накликал гада. А потом пришла ярость.
– Чего надо, говнюк?
– Ты заграбастал кое-что чужое. Отдай.
– Чего – отдай?
– Ты знаешь…
– Ирокез! Я твой нос топтал. Я твою маму, и бабушку, и папу е…!
Ярость несла Казбека на теплых волнах, сердце сладостно ухало, а бранные слова летели, как пули из ствола пулемета.
– Я тебе жопу порву! Ты, чмореныш, мне звонишь?! Мне?! Да я тебя твой хер заставлю сожрать! Въехал?!
– Въехал, – спокойно произнес Ирокез. – Твое последнее слово?
– У меня еще есть немало слов, козел!
– Ты сам решил…
Отбой.
Казбек откинул от себя телефон, как ядовитое насекомое, тот проехал по столу и уткнулся в салатницу.
– Ишачий сын! – Казбек зло уставился на Еврея. – Кто мне в уши лил, что порешает все с этим выблядком?
– Он хоронится, – виновато развел руками Еврей. – Но ребята работают. Мы его найдем.
– Еврей, мать твою! – продолжал гореть бенгальским огнем Казбек. – Ирокез нас оскорбил. Над нами смеются. И теперь он звонит мне!
– Что хотел? – напрягся Еврей.
– Требует, чтобы я ему что-то отдал, сука такая! Никак не пойму, что мы у него взяли?
– Скоро жизнь его поганую возьмем! – грохнул лапой по столу Баклан.
– Сначала сделай, а потом говори! – бросил Казбек. – Самурай, собачий сын. Где он таких уродов набрал?
– В магазине уродов, – хмыкнул Еврей. – По сниженным ценам.
– Этот щенок считает, что я его испугаюсь! А я никого не боюсь, – гордо объявил Казбек. И добавил, кинув Баклану: – Троих ребятишек получше подбери мне для сопровождения.
Еврей усмехнулся, и Казбек зло бросил:
– Аллах любит предусмотрительных…
Ночью, прилично утомленный напряженным днем, полным встреч и возлияний, Казбек ворочался на своей широченной, белоснежной, как прозекторский стол, кровати. И заснуть никак не мог. Разговор с Ирокезом не шел у него из головы. Очередная проблема, которую надо решать как можно быстрее. Казбек не любил нерешенных проблем. Они лишают его сна, аппетита и мужских сил, то есть того, что он так высоко ценил в этой неспокойной жизни.
Следующий день выдался такой же суетный, как и предыдущий. Казбек измотался и решил устроить себе расслабуху в любимом месте, где бывал пару раз в неделю, – в банях в ближнем пригороде. Любил он, правда, не столько пар и веники, сколько представительниц прекрасного пола, которые являлись неотъемлемой частью этих бань, как русалки являются органичной составляющей любого приличного омута.
– Что у русских хорошо – это их шлюхи, – не уставал повторять Казбек перед очередной интимной свиданкой. – Это такой народ – одни шлюхи. Женщины – шлюхи. Чиновники – шлюхи. Милиция – шлюхи. Все за бабки продаются.
Сам процесс скупки русских шлюх, будь то чиновники или жрицы любви, доставлял ему почти физическое удовольствие. Особенно когда за свои деньги он заставлял отрабатывать по полной программе.
Два автомобиля мчались по погруженным в светлый северный вечер улицам. В джипе рядом с Казбеком сидел Баклан, тоже сильно охочий до баб и выпивки, то есть до того, чего в бане было предостаточно.
– Я все-таки брюнеток больше уважаю. Блондинки – сучки фригидные, – со знанием дела вещал Баклан, уже давно озабоченный проблемой зависимости темперамента от цвета волос.
– Да ладно, не гони, Баклан. От конкретной бабы зависит, – возразил Казбек.
– Не скажи. Волос – он суть отражает, – выдал умную фразу Баклан, аж скривившись от умственного напряжения.
В бане сегодня был бандитский день. Туда никого, кроме Казбека с его братвой, не пустят. С виду здание неказистое, сильно напоминающее сарай, но внутри все пристойно. Бассейн. Парилка, в которую Казбек принципиально не ходил. Бильярд, в который Казбек принципиально не играл. Масса других радостей.
Девки уже были на месте – блондинки и брюнетки.
А дальше все потекло, как по накатанному. Шлюхи вскоре и сами были не рады, что напросились на этот заказ. Одну для смеха так притопили в бассейне, что потом пришлось откачивать. У другой алело пятно на скуле в форме пальцев Казбека, а горец яростно приговаривал:
– Кто тебя так учил губами работать, сука? Глубже делай! Глубже!
Баклана в парилке обрабатывали сразу две шалавочки.
