Прибывшая на место оперативная группа определила, что стреляли с крыши одного из зданий заброшенной промзоны. Оружия, из которого был произведен выстрел, там не оказалось. Вместо него какой-то шутник оставил детский пластмассовый автомат производства братского китайского народа. Приглашенный для оказания помощи эксперт из ФСБ, угрюмый плотный мужик, сам бывший снайпер не из последних, постоял, помолчал, перебирая, видимо, в голове всех тех, кого знал. Потом, буркнув, что стрелять тот мужик умеет, загрузился в машину и уехал. Хоть и эксперт, а дал маху: стреляла как раз женщина. Нечто подобное ей уже доводилось сотворить почти два десятка лет назад. Правда, расстояние было чуть меньшим, зато целей было ровно в три раза больше.
Вот тут-то и выяснилось, что драться больше некому, по крайней мере, одна из воюющих сторон вдруг осталась без войска. Наемники, как известно, сражаться умеют, но тут же прекращают делать это, как только обнаруживают, что касса закрылась и выплаты прекращены.
Окончательно разрулил ситуацию все тот же ТОТ САМЫЙ. Встретился с родственниками усопшего и похороненного в закрытом гробу и душевно с ними пообщался. А заодно объяснил, что будет с теми, кто попробует хоть пальцем тронуть ту самую женщину. И предложил тому, кто с этим не согласен, встать и во весь голос, как и подобает мужчине, об этом заявить. Напрасно – все присутствовавшие, как один, нестарые, нехилые и с виду отважные в течение всей беседы сидели очень ровно, не поднимая глазок.
– Вот и отлично, – подвел итоги встречи Большаков. – Сердечно рад, – и сделал движение рукой, что никого больше не задерживает. Родственники встали и гуськом потянулись к выходу. Умеет ТОТ САМЫЙ вести переговоры, ничего не скажешь.
Дальше все как всегда: погибших похоронили, раненых определили на лечение. А они, в смысле раненые, конечно же, были. Тому же Владу Дорохову опалило шевелюру, и он почти месяц проторчал дома, втирая вонючую мазь в остриженную башку, а на банкет по случаю победы заявился в танкистском шлеме. Гере Бацунину пуля угодила в кисть, правда, левой руки, где этой кисти давно уже не было. Пострадал только швейцарский протез стоимостью с немецкий автомобиль. Саня Котов тоже получил ранение, правда, как-то не очень по-геройски. Вместо того чтобы словить в молодецкую грудь пулю, огреб осколок в толстую задницу и две недели отвалялся в больничке на животе, а потом еще пару месяцев вообще не мог сидеть. И на банкете все время стоял, так что вошло в него даже больше, чем обычно.
А Юра с Юлией через месяц после всего этого сходили в ЗАГС и стали наконец мужем и женой. Скромную свадьбу сыграли в одном из ресторанов «для своих». Своих набилось под сотню. И я там был, ел, пил, смеялся, но не танцевал, потому что не умею. А еще запомнилось, как приехавшая из Белоруссии родственница невесты постоянно предлагала тамаде наконец сесть и очень удивлялась, почему он раз за разом отказывается, а все присутствующие хохочут.
К чему вся эта история? Да к тому, что Ильин тогда приехал куда сказали по первому зову и поучаствовал. А Климов отказался.
– Я не девка с Ярославки, коллега, – заявил он бывшему напарнику, когда тот позвонил и пригласил, – чтобы отрабатывать «субботники», – и добавил: – Вам тоже не советую.
– Ну да, конечно, – согласился Ильин. – Девки трудятся исключительно за деньги.
Климов обиделся и бросил трубку.
Глава 36
– Илья Константинович, – голос Чиркова звучал непривычно подобострастно, можно сказать, ласково. – Доброе утро.
– Привет, Андрюшка, – пророкотал в трубке веселый бас. – Что там у тебя?
– Да тут…
– Опять, что ли, обделался? – весело спросил собеседник. – Вечно у тебя то понос, то золотуха, – и рассмеялся.
– Вы не могли бы меня принять? – взмолился толстяк, вытирая полотенцем взмокшее цвета свеклы с морковью лицо. – Желательно сегодня.
– Ну, что с тобой поделаешь, противный, – снизошел тот. – Подруливай в клуб к одиннадцати, так и быть, скажу, чтобы пропустили.
– Большое спасибо, Илья Константинович.
– Да ладно тебе, – нажал на красную кнопку и забросил трубку в боковой карман пуховика.
Илья Константинович, в разговоре с которым известный хам и грубиян Чирков блеял, как ягненок на приеме по личному вопросу у льва, кстати, числился в соответствии с российской табелью о рангах аж на тридцать семь позиций ниже его самого в списке богатеньких и успешненьких. Немногих, хорошо его знающих, этот факт откровенно веселил. В чем, спросите, дело? Да ни в чем, просто в России живем, а у нас, как известно, не стоит верить никому, а уж тем более ничему вслух произнесенному или написанному. Вспомните хотя бы сарай с дровами, на стене которого написано совершенно другое. Или ту же Конституцию обожаемого отечества. Читали? Ах нет? Обязательно полистайте на досуге и воспарите душой. В этой чудной книге полно ласковых слов и душевных обещаний, хотя на деле выходит как раз то, о чем прописано на стене того самого сарая.
Собеседник Чиркова в действительности был человеком очень и очень небедным, намного его самого зажиточнее, может, даже на порядок. И только благодаря природной скромности и незаурядному уму это богатство не выпячивал. Не светился по Куршавелям в компании…, извините, шлюх, не скупал оптом футбольные команды, не тратился на яхты размером с хороший авианосец, не… продолжить? Не страдал стадным инстинктом, а потому жил не в Барвихе, а вовсе даже на Ленивке. Есть в Москве такая крохотная, чуть больше сотни метров в длину, скромная улочка по соседству с Кремлем и названной в его честь набережной. В девяносто восьмом, сразу после дефолта, когда цены на недвижимость в столице опустились ниже плинтуса, за смешные три с половиной миллиона, не рублей, расселил жильцов особнячка постройки второй половины девятнадцатого века. Перестроил дом и зажил в свое полное удовольствие.
Перешел через дорогу, распахнул дверь и вошел в чистенькую, достаточно скромную пельменную. В далекие семидесятые, в веселые и нищие годы студенчества, он мог позволить себе поесть отварного мясного фарша с тестом раз в месяц, после стипендии, теперь же – когда душа пожелает. Так и шлялся туда чуть ли не через день, приводя в полное, граничащее с истерикой изумление собственного повара, бывшего когда-то шефом в «Славянском базаре». Приземлился за любимый столик у окна и радостно улыбнулся спешащему к нему официанту, а заодно и наступающему дню.
Илья Константинович вообще был человеком улыбчивым и донельзя (куда там Карнеги с его советами для лохов) приятным в общении. Кое-кто из не близко знакомых считал его излишне мягким, к слову сказать, совершенно напрасно. Тот же Чирков в свое время отработал пару лет в его команде и на всю оставшуюся жизнь сохранил к бывшему шефу глубокое уважение. И страх. Потому что имел возможность убедиться, каким жестким и жестоким может быть этот рубаха-парень, душа нараспашку. Просто… просто, еще раз повторяю: Илья Константинович всегда отличался от многих прочих незаурядным умом. А толковый человек, имеющий гранату в кармане, никогда об этом не кричит и попусту ею, как поп кадилом, не размахивает. При необходимости, когда другого выхода нет, извлекает ее оттуда и… кто не спрятался – ничего личного. Благодаря этому не только выжил в России в лихие девяностые, но и продолжил как ни в чем не бывало вести свои скромные дела (отнимать бизнес у одних и продавать его другим). А еще он всегда правильно оценивал собственные и чужие возможности и старался даже в этом специфическом бизнесе избегать беспредела. За редким исключением. Так, в начале нынешнего века лихо отжал немалый кусок «нефтянки» у одного заигравшегося в политику пройдохи, отца-учредителя нынешней правящей партии. Несмотря на то что сам потерпевший еще не находился в бегах и даже изредка заходил в Кремль, Илья Константинович понял, что грабить его можно и обратки не будет. Несколькими годами позже он же активно поучаствовал в растаскивании закромов другого олигарха, вдруг решившего приватизировать Россию и не нашедшего ничего более умного, как начать орать об этом на всех углах. В итоге неудавшийся президент всея Руси отправился в солнечное Забайкалье на отсидку, а его империю разорвали на части и проглотили более осторожные и менее наглые в общении с властями друзья по жизни и собратья по бизнесу.
