Зачем его разыскивали люди Никитина – необходимо выяснить. А вот зачем его искал и нашел Горелый, вполне очевидно, – подвел итог Зарудный. И тут же пояснил: – Я сам просил его угомониться, даже – чего уж там! – обещал помочь с работой, имелась такая возможность. Горелый был классным опером, кроме того, какой ни есть, а свой, из системы, не бросать же человека…»
А затем согласился с руководством: надо, не откладывая, объявлять его в розыск…
К концу дня Павел Никитин впервые в жизни понял, как это бывает, когда на самом деле, без всяких преувеличений, хочется просто лечь и помереть. Конечно, желательно без мучений, быстро и молча. Правда, перед этим придется составить завещание – тут его практичный ум взял верх над эмоциями. И прежде чем помирать, надо уладить все дела, на службе и дома, потому что у него жена и тринадцатилетний сын, которые совершенно не виноваты в том, что их мужа и отца загоняет в могилу неведомый Демон! И первый гвоздь в его будущий гроб вколотил не кто иной, как этот кретин Горелый.
И надо же было с ним связаться!
Вместе с тем Никитин не мог ясно сформулировать свои претензии к нанятому им бывшему оперу. В течение всех предыдущих дней Горелый действовал абсолютно правильно, грамотно, свое содержание отрабатывал честно и даже существенно продвинул расследование вперед: именно он помог собрать воедино разрозненные кусочки мозаики, после чего стало совершенно ясно, что неведомый враг действительно подбирается к банкиру, причем с дальним коварным прицелом. Сущий Демон, иначе его не назовешь!
Разумеется, никакого Демона в разговоре без протокола с подполковником Зарудным Никитин упоминать не стал. Как не обмолвился ни словом и об истории с пророчицей, потому что это придало бы всему происходящему уж совсем идиотскую окраску. Никитин и сам еще не решил, верить ли ему в предсказания этой неизвестной особы или нет. Анатолий, напарник убитого Гены Корсака, уверял, что видел ее собственными глазами. Но кого, в сущности, он видел? Обычную женщину, весьма невзрачную, самой заурядной внешности. Что мог Анатолий сказать о ее способностях? Он, как выяснилось, вообще мало что знал. Сидел в машине, пока в доме не раздались выстрелы, затем довез перемазанного в грязи и крови Горелого до городской квартиры, ни о чем не спрашивая, кроме одного: что случилось с Корсаком. А потом просто прошляпил момент, когда Горелый слинял.
Но и себя Никитину было за что винить. Узнав, в какую ситуацию вляпался Горелый и о гибели Корсака, он запретил Анатолию звонить в полицию. Рано или поздно кто-то наткнется на мертвые тела и позвонит сам. И тогда не будет необходимости отвечать на вопросы типа: «Откуда, господин Никитин, вам известно об убийстве? С какой целью туда отправился ваш сотрудник? Почему не поставили в известность органы? Кто вам разрешил вести самостоятельное расследование и привлекать к нему бывшего сотрудника полиции, в прошлом осужденного за злоупотребление служебным положением?» В результате собственное малодушие вернулось к нему бумерангом все тех же проблем, но теперь уже возведенных в квадрат.
Много во всем этом было странного. Если бы Корсак не потащился вслед за Горелым, все бы обошлось. И для самого Геннадия, и для Никитина, и для дела. Хотя бы потому, что о деле тогда вообще никто бы ничего не знал. А теперь… Ну зачем, зачем парня понесло в это чертово логово?!
Еще одна нестыковка: по словам Анатолия, ехали они с Горелым на встречу с этой, чтоб ей, прорицательницей, а Зарудный сказал, что, кроме Корсака, там еще какого-то мелкого уголовника пристрелили. И никаких упоминаний о женщине – живой или мертвой.
Поэтому, от греха подальше, Никитин решил пока что гнуть свою линию и не выкладывать подполковнику всей правды. И самое главное, не упоминать пророчицу. Раз ее не было в доме и застрелили не ее – банкиру показали фото с места преступления, – то и Зарудному незачем о ней знать. Точно так же он умолчал о видеозаписи с показаниями Галины Коваленко и об обстоятельствах, при которых был найден носитель информации с этим файлом.
Говорил только о фактах, от которых деваться было некуда. Своих сотрудников, Геннадия и Анатолия, он на время определил в помощники Сергею Горелому, а тот действительно по его просьбе, в частном порядке, пытался прояснить некоторые обстоятельства, связанные с убийством Николая Коваленко. К чему якобы были причастны сотрудники службы безопасности филиала банка «Слобода».
Зарудный спросил:
– Какие функции исполняли ваши парни?
– Они должны были контролировать Горелого, чтобы тот не наделал глупостей, – ответил Никитин.
– Он информировал вас о ходе этого так называемого расследования?
– Меня не интересовали подробности. Для меня был важен конечный результат.
– Вы пытались доказать непричастность руководителя службы безопасности банка Александра Момота к организации убийства?
– Да.
– Для чего Горелый поехал в Шаповаловку?
– Я уже отвечал на этот вопрос. Не имею ни малейшего понятия.
– Вы согласны с тем, что именно ваши безответственные действия привели к гибели вашего сотрудника – молодого, высококвалифицированного, отлично себя зарекомендовавшего?
– Да, согласен.
– Вам известно, где скрывается Александр Момот? Если да – поделитесь информацией, Никитин. Если он ни в чем не замешан, это быстро подтвердится, подозрения с него будут сняты. Ведь мы с ним в прошлом коллеги. Кстати, и у вас было бы меньше проблем.
С этим Павел Никитин не мог не согласиться.
Но даже сейчас, оказавшись в углу, куда сам себя и загнал, банкир решил все-таки еще посопротивляться. Он не знал, действительно не знал, куда подевался Горелый. Уж его-то он отдал бы Зарудному за милую душу, пусть с ним бывшие коллеги сами возятся. Но за Момота он слишком долго боролся, чтобы вот так, из-за собственной глупости, умноженной на неосторожность Гены Корсака и головотяпство Горелого, сдать друга.
Поэтому Никитин еще раз заявил: никаких сведений о местопребывании руководителя службы безопасности банка он не имеет.
Зарудный, похоже, ему поверил, но на всякий случай пообещал кучу неприятностей. И тут же добавил: мол, лично ему Никитин ничего плохого не сделал, но в силу занимаемой должности ему придется доложить о содержании их разговора вышестоящему начальству. И раз им не удалось договориться без протокола, рано или поздно банкиру придется дать показания в официальном порядке, причем не ему, Зарудному, и не в этом кабинете.
Еще куда бы ни шло, если бы этот день встречей с начальником уголовного розыска и завершился. Но после этого у Павла Никитина состоялось еще несколько телефонных разговоров, окончательно убедивших банкира, что если в течение двух-трех дней ему не удастся избавиться от всех своих проблем, то он лишится партнеров, покровителей… в общем, много чего лишится. Не стоило даже продолжать перечень. А это означало только одно: придется отдать Момота, купив таким образом индульгенцию для себя. Ну а в том, что бывшие коллеги давно ищут хоть какую-то зацепку, чтобы загнать Александра в жернова украинского правосудия, у него не было ни малейших сомнений.
