– Иди есть! – крикнула она в сторону их спальни.
– Наконец-то! – немедленно последовал ответ, и Михаил влетел на кухню, уже по дороге начав выделять желудочный сок. Вслед за ним вбежал Сэм и в растерянности уставился на свою жену.
– Я тебя не звала, – не оборачиваясь буркнула утренняя Рита. – Будет готово – позову, алкаш.
– А я думал…
– Не надо думать! Здесь будет думать тот, кто это умеет делать. И поверь, что этот тот – не ты! – Рита начала заводиться.
– «Видимо ночью у них что-то не получилось или плохо получилось, – подумала Джесс, – но видеть её утреннее настроение мне каждый день вряд ли захочется. Надо будет с ней позже поговорить.
Яичница в сковородке зашкворчала. Рита с ненавистью отрезала большой кусок и швырнула в тарелку, стоящую на столе. Это не улучшило ситуацию, но на одного голодного в квартире стало меньше. Заглотив яичницу и даже не запив её чем-нибудь, Сэм растворился.
– Наверное, первым делом надо будет найти место сборищ, – не поворачивая головы от плиты, бросила Джесс. – Там узнаем, где у них барахолка… А у них вообще барахолка – то есть? Я хочу посмотреть, чем там торгуют. У меня с собой есть один платок павлово-посадский и маленькая шкатулка мстёровская. Попробую продать…
– Не продашь, – сквозь набитый макаронами рот промычал Миша, – надо было в Вене продавать бухарским, а итальяшкам твои платки не нужны. И шкатулочки тоже. Дай ещё макарончиков, а то я не наелся.
– У меня в институте, – парировала жена, не оборачиваясь и не меняя позиции по отношению к плите, – на лекциях по философии рассказывали, что «кто не работает, тот не ест». По-моему, это Гегель так сказал. – В её голосе чувствовалась уверенность в правильности сказанного. Миша рассмеялся.
– Есть два предмета, которым учить женщин бесполезно и, следовательно, не надо. Первый предмет – это география, а второй – философия. Если это сказал Гегель, то кто тогда по-твоему сказал, что «тише едешь – дальше будешь»?… Тоже Гегель? Или может быть Фейербах? – Миша слегка глумился над философскими познаниями своей жены. Ему доставляло удовольствие в очередной раз ощутить своё интеллектуальное превосходство. – Я бы с радостью познакомился с твоим преподавателем по философии. Может быть он и меня бы просветил в отношении кому, когда кушать и кому с какой скоростью ехать.
– Замолчи. Меня от тебя тошнит. Иди одевайся и не забудь положить в карман куртки русско-итальянский разговорник. – В этот момент «очнулась» Рита. Она обернулась к столу, где заканчивал трапезу Михаил, и с удивлением спросила:
– А мой-то где?
– Твой сбежал от греха подальше. Если бы ты себя со стороны услышала, то тоже сбежала. Чем он так провинился перед тобой? Вроде бы они с моим коз… – Джесс сделала вид, что поперхнулась, вслед за чем продолжила, – не так и много выпили вчера. Мой сразу уснул… – Миша вытер рот бумажной салфеткой, пробормотал что-то похожее на «спасибо» и немедленно удалился. Ему был неприятен разговор двух женщин, ничего не понимающих в нормальной выпивке. Сам он после вчерашнего чувствовал себя героем. «В Североморск не ездил, к Ритке не приставал, с Сэмом не дрался и новые трусы не описал, хотя мог бы запросто».
– Джеска! – крикнул он в коридор из спальни в надежде, что его услышат на кухне. – А ты поняла, что это за фиговина типа душа в туалете к стенке приделана, только душ какой – то очень маленький или вообще не душ?
– А ты не понял, философ? Правда, очень сложно? Ты угадай с трёх раз…
– Эта штука, чтобы унитаз мыть… – дал первый неправильный ответ Миша и тут же исправился ещё на один неправильный ответ: – Понял, понял, понял… носки стирать?
– Не угадал! Это не для таких умных, как ты. Думай проще. Даю подсказку: – Если головой думать не получается, то надо попробовать думать чем?
Ритке понравилась загадка соседки, но она, так же, как и Мишка – подводник, никак не могла сообразить, какая связь между этой фиговиной в туалете и головой, которая не может думать. Чем ещё можно думать, она никак не могла сообразить… и тут её осенило.
– Так жопой же многие думают, а не головой. А это значит, что эта фиговина для того, чтобы мыть ею именно жопу, а не носки стирать. Я угадала, – захлопала в ладоши Рита и, наконец, рассмеялась своим заразительным смехом. Утреннее напряжение спало.
На самом деле это напряжение было вызвано очень тривиальной причиной – отсутствием у неё сексуальной удовлетворённости. Приступы ревности и постоянные мысли о возможной измене жены в ближайшем будущем сделали из Сэма полуимпотента. Стараясь казаться в постели с любимой женщиной лучше, чем он мог, он откровенно перестарался и теперь пожинал плоды… После нескольких подряд неудач у него появились комплексы, с которыми он не мог справиться в одиночку. А поговорить с женой и объяснить ей, что он нуждается в помощи, он никак не мог решиться. Он боялся ухудшить ситуацию и самому подтолкнуть Риту к решительным действиям. Алкоголь только усугублял всё это, но Сэм с этим соглашаться не хотел. Ему казалось наоборот. Ему казалось, что стаканчик – другой только снимает напряжение. Чего же в этом плохого?… А плохое заключалось в том, что после стаканчика хотелось либо выпить ещё, либо спать, но совсем не хотелось дарить жене любовные ласки. Вот так постепенно образовался замкнутый круг.
После трёх неудачных попыток выяснить у местных, где собираются евреи, Миша предложил у них больше не спрашивать.
– Местным неттуновцам это не интересно, они не знают. Надо спрашивать у тех, кто на местного не похож Скорее всего это будет наш брат – еврей. Вот у него и узнаем.
Это сработало. Через двадцать минут поиска в жидком потоке пешеходов на центральной набережной Джесс выцепила взглядом экземпляр, ни выражением лица, ни походкой, ни осанкой не соответствующий облику итальянца. Он был запуган, неуверен в себе, постоянно оглядывался и немного горбился. При более близком рассмотрении легко можно было определить, что на нём была одежда и ботинки ведущих советских брэндов типа «Октябрь», «Скороход», «Большевичка». «Наш! Точно наш, – поняла Джесс, – сейчас всё узнаем». Пешеход действительно оказался нашим эмигрантом и с готовностью поделился своими знаниями. Собрания, как выяснилось, проходили недалеко от кладбища, куда можно было добраться пешком. Обычно они начинались в 11 часов утра для того, чтобы к полуденной сиесте закончиться. Поблагодарив Илью Абрамовича, так звали пешехода, друзья направились прямо к месту собрания. Точнее, в его сторону. До начала сбора оставалось около получаса, и Миша предложил осмотреть кладбище.
Сколько цветов! Такое не часто увидишь. По-военному, чётко, как в строю, в ряд выстроились могильные плиты захороненных под ними американских морских пехотинцев. Они закончили свой жизненный путь тут совсем недалеко – на берегу, омываемом Тирренским морем. Это была первая, но очень неудачная попытка союзников высадиться в Италии. Последующие были удачнее. Миша стоял около этих могил и очень жалел о том, что на голове у него не было головного убора – какой-нибудь шапки или кепки в конце концов. Тогда бы он смог отдать честь погибшим морякам. А так, только немного склонённая голова в знак уважения и скорби. Немного побродив по кладбищу, все четверо вернулись к месту сбора. Ничего экстраординарного в эту пятницу не произошло. Никто не получил отказ и никого не пригласили в консулат Канады или Америки. На всю информативную часть ушло всего минут пять – шесть. Затем начали выдавать денежные пособия. Сэму с Ритой выдали шестьсот долларов в местной валюте, а Мишке опять ничего не дали. Джесс получила свои триста.
