– Может, повесишь пальто хозяйки с остальными? – спросил сердобольный лакей, косясь на симпатичную горничную англичанки. – А то они там наверху долго сидеть будут.
– Так оно же белое, – горестно сказала горничная. Это была брюнетка с карими глазами, всем хорошая брюнетка, только одна щека у нее немного раздута. – Одно пятно, и прощай моя служба. Лучше уж я тут посижу, так надежнее.
– Да уж, тяжелая у нас работа, – поддержал разговор немолодой слуга, который сидел неподалеку.
– И не говорите! – воскликнула горничная. – А вы чей будете?
– Господина Адера, – важно ответил слуга. – Слышала о таком?
Горничная наморщила лоб.
– Чулочный фабрикант, что ли? – не совсем уверенно предположила она.
– Какое там, – отозвался ее собеседник. – Он инженер, изобретатель. У нас дома такие господа бывают!
– И что, хорошо платит? – загорелась горничная.
– Очень хорошо, – подтвердил слуга.
– Придирается, значит, сильно, – разочарованно молвила горничная. – Знаем мы эти богатые места. Всю душу вытянут, пока деньги получишь.
– Да нет, не так уж и придирается. Но порядок любит, что есть, то есть.
– А по мне, – заявил первый лакей, – нет ничего лучше знатных господ. Что бы ни говорили, но они умеют себя вести. Платят, конечно, не шибко, зато такого, как у вашего Адера, у нас не бывает.
– Молчи уж лучше, – отозвался немолодой слуга. – Всезнайка!
– А что у вас приключилось? – с любопытством спросила горничная. – Что, хозяин кого-нибудь побил?
– Да ты что! – ужаснулся слуга Адера. – Нет, у нас другая оказия. Только это секрет.
– Секрет Полишинеля, – объявил герцогский лакей. Похоже, он всерьез вознамерился овладеть вниманием кареглазой горничной. – Месье Адер открыл, что его чертежи кто-то копировал, а чертежи секретные. Ну, тут и поднялась суматоха: кто, да как, да кто посмел, да как сумел. А по всему выходило, что, кроме своих, никто не мог. Месье Адер же помощниками не пользуется, сам все чертит.
– Ты-то откуда знаешь? – недоверчиво спросил слуга изобретателя.
– Слуга префекта рассказал, – объяснил лакей. – У префекта стены тонкие, поневоле все услышишь.
– Так что, вас обвинили в краже? – с сочувствием спросила горничная у старого слуги. – Ужас какой!
– Да бог с вами, никто меня не обвинял! Но страху натерпеться пришлось, это точно. Полицейские всюду шныряли, вопросы задавали…
– Вы не принесете мне стакан воды? – попросила горничная у герцогского лакея. – Очень уж у вас тут жарко!
Тот ухмыльнулся и, сказав: «Будет исполнено, мамзель», испарился.
– Я однажды была в доме, где произошла кража, – сказала горничная, доверчиво глядя на старого слугу. – Ух, как хозяева кричали! Никому не пожелаю пережить такое!
– Да хозяин-то на нас не кричал, – ответил слуга. – И полицейские такие вежливые были, что прямо оторопь берет. Особенно этот, как его… Папийон.
– Да ну! – Горничная разинула рот. – Он же знаменитость, о нем в газетах пишут! И ты его видел?
– Как тебя, – подтвердил слуга, довольный эффектом. – Они нас поделили, я хочу сказать, полицейские нас поделили между собой, кто с кем работает, а мы были вроде как подозреваемые. Их четверо, и все птицы высокого полета, дело-то важное! Папийон, Легран, потом еще один, забыл фамилию, и этот, как его – Моннере. Этот самый противный, доложу тебе. Прицепился к Стефану…
– Кто такой Стефан?
– Слуга мсье Адера. Он по фамилии Малле, но я его всегда Стефаном зову. Он самый старый после меня, то есть самый старый я, потому что больше всех служу у господина, ну, а он уже после пришел. Да… Так вот, Моннере кто-то сказал, что видел Стефана возле рабочего кабинета хозяина, и как раз тогда, когда никого в кабинете не было. А Стефан честный малый, только проку от этой честности, она никого еще в суде не защитила. Даже мсье Адер говорил Моннере, что не подозревает Стефана, но тот твердил: у него были ключи от кабинета, его видели неподалеку, он мог снять копии. Прицепился, как репей, и довел беднягу, наверное.
– В каком смысле довел? – изумилась горничная.
– Так Стефану на улице стало плохо, и он под карету попал, – пояснил слуга со вздохом. – Моннере этот все грозил, что выведет его на чистую воду. Ты, говорит, меня не проведешь своей фальшивой преданностью, я тебя насквозь вижу. Жестокие они люди все-таки, эти сыщики.
– А Стефан что, умер? – Говоря, горничная деликатно зевнула.
– Нет. В больнице лежит, весь покалеченный. Мсье Адер обещал, что будет платить ему пенсию. Все-таки он ни в чем не виноват, за что же его так?
Лакей герцога принес стакан воды для горничной, но когда она протянула руку, он быстро отвел свою.
– Ну! Это еще что? – сердито спросила горничная.
– А поцеловать? – спросил наглец.
– Больно много чести, – фыркнула горничная.
– Ай-ай-ай! – укоризненно сказал лакей. И, наклонив стакан, вылил воду на белое пальто Мэй.
– Ах ты гад! – взвизгнула горничная и, вскочив с места, с размаху стукнула его кулаком под дых, а потом рубанула ладонью по шее так, что лакей почти в беспамятстве повалился на пол.
– Мадемуазель! – Слуга изобретателя вытаращил глаза.
– Что тут творится? – С этими словами в комнатке появился немолодой человек с желчным лицом и военной выправкой, которую не спутать ни с какой другой.
– Господин полковник! – простонал слуга Адера. – Это… это… он испортил пальто ее хозяйки, а она его поколотила. – Лакей лежал на полу, держась за шею, и слабо стонал.
– И правильно сделала, – одобрил господин полковник, скользнув взглядом по дорогому пальто. Пятно растекалось. – Кстати, там уже минуту кто-то трезвонит в дверь. В этом доме что, совсем нет приличных слуг?
И, не удостоив более взглядом драчливую горничную, которая поправляла прическу, он удалился.
– Чертовка! – простонал лакей. – Ты зачем дерешься, а? Вода высохнет, и будет твое пальто как новое!
– Ага, высохнет, – проворчала горничная. – А если она сейчас захочет уезжать, что же, мне место терять?
– Да куда она уедет, – с отвращением ответил лакей, поднимаясь с пола и отряхивая одежду. – Ей еще графа заарканить надо. – И, чувствуя себя в точности как китайский сервиз, который разбили на тысячу осколков, отправился открывать дверь.
Тем временем граф, которого, по мысли прислуги, Мэй неминуемо должна была заарканить, вежливо, но твердо пресек попытки Гастона увлечь девушку танцевать и отвел ее в угол. Вскоре к ним присоединился Уолтер Фрезер. Молодого священника раздирали противоречивые чувства. Он никогда еще не видел Мэй такой ослепительной – и искренне гордился ею. Но также он замечал взгляды мужчин, направленные на нее, и его терзала нешуточная ревность.
