– Нет, – серьезно ответил Александр, – ей больше нравится шоколад.
– Но она же обгрызет ваши книжки!
– Моя мышка очень воспитанная. И никогда ничего не грызет.
Дама в синем поглядела на него пристально и решила, что имеет дело с большим хитрецом, который приваживает мышей, чтобы девушки в испуге искали у него защиты. Впрочем, нельзя сказать, чтобы эта мысль не понравилась гостье. Она любила неожиданности, а что может быть неожиданнее англичанина, который живет в Париже и кормит мышь конфетами?
– Значит, вас зовут Александр? – светским тоном спросила гостья. – А я – Женевьева Лантельм. Друзья называют меня просто Жинеттой. – И она протянула ему руку для поцелуя.
Александр жил в Париже уже некоторое время и оттого без труда вспомнил, где слышал это имя. Конечно, его новая знакомая была актрисой. Но актрис молодой человек тоже не слишком жаловал и потому, взяв руку гостьи, пожал ее.
– Ах, ну да, вы ведь англичанин, – уронила Жинетта, искренне забавляясь (французы обычно целовали женщине руку, англичане пожимали ее). Затем выпрямилась и посмотрела на него снизу вверх благосклонным взором. – Была рада с вами познакомиться, сударь.
Теперь она разыгрывала светскую даму – и в самой глубине души немножко досадовала, потому что на верзилу-бродягу, остававшегося необыкновенно серьезным, ничто не действовало.
– Я тоже, – сказал Александр таким тоном, каким говорят: «Сегодня стоит хорошая погода».
– Вы любите театр? – спросила Жинетта, отчаявшись хоть чем-то заинтересовать своего собеседника.
– Не знаю.
– Как это? – изумилась она.
– Я туда не хожу.
– А хотите сходить?
И прежде чем молодой человек успел ответить, мадемуазель взяла листок бумаги со стола и своим быстрым, размашистым почерком написала на нем несколько слов.
– Вот, это контрамарка на мой спектакль, – сказала она, подавая ему листок. И на всякий случай пояснила: – Тот же билет, только бесплатно. Вы придете?
– Приду.
Актриса скользнула взглядом по лицу высокого нескладного юноши, который не любил или не умел длинно говорить, тихо вздохнула и попросила:
– Приходите. Ближайшее представление в субботу. Я буду ждать!
Она улыбнулась ему и скрылась за дверью. Оказавшись на лестнице, остановилась, чтобы поправить перчатки. На губах ее все еще блуждала задумчивая улыбка.
– Какой странный… – произнесла вслух Жинетта, качая головой. – Ну просто очень странный! Похоже, мне везет на англичан.
И, развеселившись от этой мысли, стала спускаться по ступеням.
Глава 3
Время любить
– Секретарь! Меня просили написать мою биографию для энциклопедического словаря. Пишите: «Вышел из народа…»
– Угу. «И решил туда не возвращаться».
– Секретарь!
Зал, хоть и знал пьесу наизусть (все-таки пятьсот представлений – не шутка), лег от смеха. Даже сидевший в партере Александр улыбнулся.
В своей гримерке Жинетта Лантельм, ожидая выхода, вытащила из стола маленькую коробочку, высыпала из нее немного белого порошка на серебряную крышечку от коробки для шпилек и жадно втянула его в себя. Жюли, караулившая у дверей, даже не удивилась манипуляциям своей хозяйки.
– Сегодня я буду в ударе, – пробормотала Жинетта, сидя с закрытыми глазами.
Она поднялась и на первом же шаге едва не споткнулась в своем роскошном платье с треном.
– Жинетта! – Костюмерша бросилась к ней.
– Со мной все в порядке, – проворчала актриса, отряхивая шлейф. – Все в порядке!
В дверь постучали, и через минуту в гримерку заглянул молодой служитель.
– Мадемуазель Лантельм! Вы просили сообщить, когда явится человек с вашей контрамаркой… Так вот, сегодня он пришел.
– Все-таки пришел, – пробормотала актриса. – Целая неделя прошла! Чего, интересно, ждал? – Жинетта повернулась к служителю: – Я надеюсь, ты посадил его в ложу?
– Нет, в партер. В ложе мсье Рейнольдс, – пояснил он.
Жинетта скривилась:
– А, ну тогда… Хорошо.
– Кто такой человек с контрамаркой? – с любопытством спросила Жюли, когда дверь за служителем закрылась.
– Да так, никто, – вяло отмахнулась Жинетта.
– А как у тебя с Рейнольдсом?
– Никак. Он чуть не застукал меня с суфлером… Правда, я с ним уже порвала. Надоели ревнивцы, а когда у них еще и за душой ни гроша… А как твои дела?
– Я познакомилась с сыном графа, – гордо сообщила Жюли. – И, кажется, ему понравилась.
– Что за граф?
– Де Сертан. Это его третий сын.
– Карлик? Бедная Жюли, я тебя умоляю! Мы тебе найдем кого-нибудь получше.
В дверь снова постучали.
– Мадемуазель Лантельм, ваш выход!
– Иду-иду… – Она обернулась к Жюли. – Как я выгляжу?
– Великолепно!
…Снимая грим после спектакля, Жинетта бормотала себе под нос:
– Истукан! Упрямец!
Она сразу же поняла, что в лице Александра обрела трудного зрителя. Профессиональные актеры очень хорошо умеют управлять публикой, а молодой человек словно смотрел спектакль отдельно от толпы – хлопал, когда считал нужным, смеялся, когда ему хотелось, а некоторые места, которые Жинетта считала особенно удачными, его вообще не тронули.
– Жанно!
Служитель просунулся в дверь.
– Где тот, ну, с контрамаркой?
– Ушел.
– Как ушел? – возмутилась Жинетта. – Вот негодяй!
В дверь внесли несколько корзин с цветами, а следом за ними прошествовал высокий, крупный немолодой брюнет в золотых очках, с дорогой тростью в руках.
– Жинетта! Душа моя, ты сегодня была неподражаема!
– Жожо, не зли меня, у меня болит голова, я сама не своя…
Жюли накинула на нее шубу, и Жинетта, даже не переодевшись в обычное платье, вихрем вылетела за дверь. Там она снова споткнулась и энергично чертыхнулась, но служитель поддержал ее.
Рейнольдс обернулся к костюмерше, словно ища объяснений, но та только развела руками. Мужчина заметил на столе открытую коробочку с белым порошком и помрачнел. Спросил раздраженно:
– Она опять нюхала эту гадость?
– Мадемуазель много работает, – сказала Жюли, словно оправдываясь. – И на нее опять подали в суд. Она хотела играть в пьесе, но там сменили актеров, и Жинетта передумала. Тем более что любовные сцены оказались прописаны слишком… скабрезно.
– Почему она не обратилась ко мне? – сердито спросил Рейнольдс. – Я бы позвал своих адвокатов, и контракт составили бы так, что ее никто бы не посмел тронуть!
