А Жинетта в то мгновение не думала ни о Рейнольдсе, ни об очередном суде. Кусая губы, она подгоняла Буазена, чтобы тот ехал быстрее и нагнал зрителей, которые несколько минут назад покинули театр.
– Вот он, вот он! – закричала она, увидев одиноко идущего Александра.
Буазен перестроился и поехал вдоль тротуара.
– Сударь! – сладко пропела Жинетта, высовываясь в окно. – Вы не зашли ко мне после спектакля. Вам не понравилось?
Молодой человек остановился, остановился и Буазен.
– Э… А надо было зайти? – спросил Александр нерешительно.
– Теперь уже поздно, – вздохнула Жинетта. – Ой! Я забыла шляпку!
«Значит, дело и впрямь серьезное», – подумал Буазен, пряча под усами улыбку. Ему нравился серьезный, спокойный молодой человек – во всяком случае, больше остальных ухажеров хозяйки, которых он знал.
– Возвращаемся в театр? – на всякий случай предложил он.
– Нет, – капризно сказала Жинетта. – Садись, – добавила она, обращаясь к Александру.
Сын баронессы Корф не любил фамильярности, но тут актриса открыла дверцу и протянула ему руку. Все еще сомневаясь, молодой человек сел рядом с ней на заднее сиденье, и машина покатила дальше.
– Тебе понравилось, как я играла? – спросила она, требовательно взяв его за пуговицу.
– Да.
– Тогда поцелуй меня.
С точки зрения Александра, одно было вовсе не обязательно связано с другим, но ему так и не удалось объяснить это Жинетте, потому что она притянула к себе его голову и поцеловала сама.
Они доехали до улицы Кардине, и Жинетта поднялась с ним вместе. Консьержка проводила их снисходительным взглядом. «Наконец-то он нашел себе девушку… Ну что ж, дело молодое! Интересно, где я ее раньше видела?»
Утром Жинетта сказала Александру:
– Только учти, я актриса. Не вздумай меня ревновать!
– Не буду, – с подозрительной легкостью согласился ее любовник. – Скажи, зачем ты носишь эти жуткие накладки?
Жинетта, которая перед зеркалом наводила красоту, недовольно обернулась.
– Все женщины носят накладки, чтобы волосы были пышнее.
Он поцеловал ее в плечо.
– У тебя и так прекрасные волосы.
– Дурачок, – нараспев проговорила актриса и достала круглую коробочку с помадой.
– И это тебе тоже не идет.
– Ты просто деспот, – заметила Жинетта, глядя на свое отражение. – А что за баронесса тебе письма пишет?
– Неважно.
Однако ей показалось, что юноша помрачнел. «О, какие мы скрытные! Ну и ладно. Все равно я все узнаю».
– Скоро я начну репетировать новую пьесу. Придешь посмотреть?
– А что я там буду делать?
Жинетта так удивилась, что чуть не уронила помаду – этот человек обладал несравненным даром ставить ее в тупик.
– Смотреть на меня, глупенький, – сказала она ласково. – Что ты вообще делаешь в Париже?
– Я? Ничего. Читаю книги, хожу по музеям.
– Да? – как-то неопределенно протянула Жинетта. С ее точки зрения, такое времяпрепровождение было странным.
Александр насупился:
– Мать хотела, чтобы я поступил в университет.
– А ты?
– А я не хочу.
«Правильно, – подумала Жинетта. – Не встречала ни одного выпускника университета, с которым мне хотелось бы переспать».
Вслух, впрочем, она спросила другое:
– А девушка у тебя есть?
С точки зрения Александра, задавать такой вопрос надо было до того, как они стали любовниками, а не после. Впрочем, все же признался, что у него никого нет.
– Сколько же ты живешь в Париже?
– Почти год.
– Почти год, и у тебя нет девушки? – весело ужаснулась Жинетта. – Ты какой-то феномен!
– Нет, – хмыкнул Александр. – Просто я разборчивый.
– А-а… – протянула заинтригованная Жинетта. – Скажи, ты нарочно притворился при мне тогда, что упал в обморок?
– Я не притворялся, – сухо обронил Александр.
– Нет, ты хотел привлечь мое внимание! – настаивала Жинетта. – Ведь хотел?
Вместо ответа Александр отобрал у нее коробку с помадой, а когда она возмущенно заверещала, взял салфетку и стал стирать помаду с ее губ.
– Отдай! Отпусти! Нет, ты ненормальный! Просто ненормальный!
В тот день она вернулась на улицу Фортюни рассерженная до глубины души и поклялась себе, что больше ноги ее не будет на улице Кардине.
– Ты слышала новость? – спросила у нее Жюли. Ползая на коленях вокруг Жинетты, костюмерша прилаживала платье для премьеры новой пьесы. – Рейнольдс разводится.
– Да, я знаю. Но это не значит, что он на мне женится, – со смешком ответила Жинетта. – Я у него вовсе не одна.
Рейнольдс пришел на репетицию, наговорил ей тысячу любезных слов, а она смотрела в сторону и думала, где сейчас тот, другой. Неужели опять отправился кого-то спасать? Консьержка сказала ей, что, когда началось наводнение, молодой человек сразу же пошел добровольцем и почти каждый день то вытаскивал жильцов из пострадавших домов, то помогал перевозить людей из больниц, которым угрожало затопление.
– Я был сегодня на мосту Александра Третьего, – рассказывал Рейнольдс. – Вода залила все опоры, целиком, но сам мост еще не затопила. Фантастическое зрелище! В центре города депутаты на лодках плывут на очередное заседание палаты…
– Ради бога, хватит про это глупое наводнение, – перебила его Жинетта с недовольной гримаской. – Ты же знаешь, Жожо, что меня мутит от одного вида воды!
Впрочем, колье, которое тот подарил ей, заставило ее забыть обо всем на свете, и актриса позволила Рейнольдсу остаться у себя на ночь.
«Не буду больше думать о рыжем верзиле», – решила она утром, примеряя украшение.
Если бы в эти дни Александр как-то дал о себе знать, все было бы кончено между ними. Но молодой человек упорно не показывался, и Жинетта забеспокоилась. А вдруг с ним что-нибудь случилось? Вдруг он ранен или, не дай бог, утонул?
Буазен вез ее из театра. По залитому водой тротуару ехал «всадник» на «лошади», имеющей человеческий вид и ухмыляющейся во весь рот, – когда началось наводнение, многие бедняки ухватились за него как за способ заработать и стали переносить господ на своих спинах, чтобы те не замочили ног. Со стороны это смахивало на то, как если бы взрослые вдруг решили поиграть в детскую игру. Кстати сказать, дамам везло больше – их переносили на руках, что послужило поводом для многих карикатур.
– Буазен!
– Да, мадемуазель Лантельм?
