– Я уверена, это не единственное, чего вы не знаете о городских девчонках.
– Ну, одно-то я точно знаю, – сказал он, продолжая меня вращать. – И мне это очень нравится. Я точно знаю, что вы не умеете плавать, потому что…
– Минуточку, – я остановилась, изображая крайнюю степень возмущения, и опустила руки, слегка его оттолкнув. – Я возражаю против вашей характеристики произошедшего. Я отлично умею плавать и как раз именно это и делала, когда вы ко мне подплыли. Просто я немного устала – во всем виновато течение, вот и все.
– Ладно, ладно, – Рой поднял руки, словно сдаваясь. – Могу я сказать по-другому, ваша честь? Перефразировать? Кажется, так у вас, юристов, говорится: могу я перефразировать вопрос? Или что-то в этом роде…
Он снова взял меня за руку, и мы продолжили танцевать.
– Да, что-то в этом роде, – кивнула я. – Ладно, поправка принята. Перефразируйте.
– Так вот, на самом деле я хотел сказать, что это здорово, что вы попали тогда в неприятности. Потому что иначе мы бы не танцевали сейчас здесь, а вы очень достойная партнерша по танцам.
Песня закончилась, и люди, стоящие вокруг танцплощадки, начали аплодировать. Рой отступил на шаг назад и стал тоже мне аплодировать, а я засмеялась и сделала небольшой реверанс. Затем прозвучали несколько фортепианных нот – и стало понятно, что следующая композиция будет более лирической. Это был очень неловкий момент: я стояла и не знала, что мне делать дальше, ждать ли, что он снова меня пригласит, или поблагодарить и сесть на место.
– Спасибо, – сказала я и повернулась, чтобы уйти. Несколько пар вернулись на площадку.
Рой схватил меня за руку.
– Подождите! Вы же не можете просто вот так взять и уйти, Пловчиха. Это очень красивая песня, – он улыбнулся. И на щеках его снова появились ямочки.
Непонятно, как это он определил, что песня красивая, если слышал всего пару начальных тактов. Хотя нет, понятно: я вдруг поняла, что тоже могу это определить – знала эту песню, и она мне нравилась.
– Хорошо, – согласилась я.
Он снова вел, но на этот раз мы были гораздо ближе друг к другу и он прижимал меня к себе. Я положила свою вторую руку ему на шею, когда Вилли Нельсон начал петь «Навсегда в моей душе».
О господи, все становилось совсем странным. И опасным. Медленный танец под красивую песню с мужчиной, которого зовут совсем не Хайден. С мужчиной, который спас мне жизнь. Это было странно, да – но это было к тому же еще и прекрасно. Я чувствовала себя рядом с ним очень маленькой и легкой, как балерина. Его рука казалась такой сильной, она так надежно меня держала, что я невольно подумала: наверно, он сможет поднять меня в воздух одной рукой… И я даже не очень понимала, что там внизу делают мои ноги – я как будто парила в воздухе, а он придерживал меня за талию рукой. Мое лицо было так близко к нему. В его лосьоне после бриться слегка ощущались горьковатые нотки кедра – и это было великолепно.
Рой опустил голову ко мне:
– Так вы всегда такая везучая?
– Что вы имеете в виду? Когда удача улыбнулась мне особенно широко, по-вашему, – когда я не пробила себе голову об пол?
Он засмеялся.
– Ну, вообще-то и это тоже. Но я говорил о дартсе.
Он слегка подвинул руку, лежащую у меня на спине, и вдруг по всему моему телу пробежала волна сладкой дрожи. Я танцевала с кем-то, кто не был Хайденом, и при этом я чувствовала… ну, мне было хорошо, одним словом.
– О, так вы считаете, это мне повезло – я засмеялась в ответ. – Но хочу напомнить вам, что я уже играла в дартс, все время, пока училась в Оксфорде.
– Хм… Оксфорд… и вы и сейчас играете?
Я усмехнулась.
– На самом деле – нет. До сегодняшнего вечера, по крайней мере.
– Что ж, возможно, вам стоит начать. Может быть, это ваше истинное призвание и вы сможете сделать на этом потрясающую карьеру.
Я чуть было не сказала, что дартс не входит в число тех вещей, которые одобряет Хайден, но прикусила язычок.
– Сложно найти на это время, – ответила я. – Очень много работы и все такое…
Я подумала о работе Роя – он был плотником. Как, наверно, хорошо работать четкие восемь часов в день и после этого быть совершенно свободным. Не задерживаться на работе, не брать работу домой, не работать по выходным…
– Вот вам нужно играть в дартс как можно чаще, – продолжила я. – Вы отлично играете.
Он пожал плечами, а потом шепнул:
– Но не так хорошо, чтобы обыграть вас.
Я почувствовала его дыхание на своей шее.
– И вот мы вернулись к вопросу о везении, – шепнула я в ответ и закрыла глаза. И мы танцевали молча до конца песни.
– Хотите что-нибудь поесть? – спросил Рой, провожая меня к столику. – Нужно же закусить «Маргариту».
Интересно, откуда он знает, что я пила?
– На самом деле – я бы поела, – я вдруг вспомнила, что так толком и не поужинала, и задалась вопросом – удастся ли мне вообще сегодня полноценно поесть. – Хочу попробовать здешний мясной хлеб.
– Вам еще стоит попробовать суп из моллюсков. – Слово «суп» Рой произнес так же, как Паула: «сю-ю-юп». – Они здесь его прекрасно готовят.
– Ладно, конечно, – согласилась я, понимая, что это будет моя третья заказанная тарелка супа. Может быть, хотя бы в этот раз мне удастся им наесться.
Он встал и подошел к официантке, которая была в нескольких столиках от нас, и я видела, как она записала что-то в свой блокнотик. Потом он вернулся и сел за стол.
– Итак, где вы учились танцевать тустеп? – спросил он.
На столе около меня стоял контейнер с пакетиками сахара, сахарозаменителя и коричневого сахара. Я выдвинула его на середину стола.
– У Тримми Тейлор.
– Кто это? – у Роя на лице появилась лукавая улыбка, словно он был уверен, что я придумываю на ходу.
Я начала раскладывать пакетики по цветам: белый сахар в одну сторону, сахарозаменитель в центр, а коричневый – в другую сторону.
– Тримми Тейлор. Она учила всех детей в Пайн-Пойнт танцевать. Это Коннектикут, я там выросла.
Рой кивнул, но я все равно сомневалась, что ему знакомо название моего родного города. Он взял один пакетик с коричневым сахаром и положил его в нужную кучку. При этом его ладонь почти коснулась моей руки.
– Пайн-Пойнт это в округе Фейрфилд, – добавила я. – Рядом с Нью-Йорком. Знаете, где Гринвич? Или Западный…
– Я знаю, где находится округ Фейрфилд, – перебил он меня. А потом встал – и я на какое-то мгновение испугалась, что он сейчас уйдет, потому что я его чем-то обидела или сказала какую-нибудь несусветную глупость, которую он уже просто не в силах был вынести. Но он просто перешел на мою сторону столика и сел рядом со мной на банкетку.
