– Это такие качели, – объясняла мне Норин, пока мы проходили мимо старичка, передвигающегося с помощью ходунков. – Иногда она в полном порядке. А иногда – совсем нехорошо. Не может вспомнить, как ее зовут и где она находится, – мы остановились перед одной из дверей. – Я просто хотела предупредить. Чтобы вы были готовы.
Я кивнула. Норин постучала, и мы вошли в комнату с темно-голубыми стенами. Я почувствовала слабый запах отбеливателя. Маленькая женщина, волосы которой были похожи на облачко или на одуванчик, сидела в кресле рядом с одной из двух стоящих здесь больничных коек. Она смотрела повтор старого телевизионного шоу под названием «Три в ряд», в котором игроки пытались угадать ответы знаменитостей на какие-то вопросы.
– Привет, Дори, – сказала Норин, помахав женщине. Дори посмотрела на нее, широкая улыбка расцвела на ее лице.
– Привет, Норин! – сказала она полушепотом, и я сразу заметила английский акцент.
Мы направились к крошечной старушке, которая сидела в большом кресле около другой кровати. Глаза у нее были такие голубые, что казалось, будто в них светится небо. Ее брюки цвета шампанского гармонировали с волнистыми седыми волосами, а блузка с узором в виде розовых бутонов смотрелась весьма элегантно. Колени у нее были укрыты розовым стеганым одеялом, на котором лежал открытый журнал «Гламур».
– Лила, к тебе гостья, – сказала Норин.
Лила подняла голову и посмотрела сначала на Норин, а потом на меня.
– Это мисс Брэндфорд. Она хочет поговорить с тобой кое о ком, кого ты знаешь.
Лила подняла с колен журнал и перевернула страницу с крайне озабоченным видом, не замечая, что журнал лежит вверх ногами.
– Что ж, оставлю вас наедине, – и Норин пошла к выходу.
Я поблагодарила ее и села на стул рядом с ее креслом.
– Мисс Фальк, – начала я. – Я знаю, что мы с вами не знакомы и никогда раньше не встречались, но вы знали мою бабушку. Рут Годдард, – я произнесла бабушкино имя почти по слогам. – Вы обе учились в Бейконе.
– Бейкон, – эхом откликнулась она, не отрывая взгляда от журнала. – Кто такой этот Бейкон?
– Бейкон это город, – напомнила я. – Вы там выросли. Это здесь, в Мэне.
Лила разгладила одеяло на коленях с такой тщательностью, словно в этом был какой-то особый смысл.
– Вы помните Рут? – спросила я. – Вы были близкими подругами в юности.
Лила уставилась в свой журнал и снова начала перелистывать страницы.
– Вы, наверно, ходили в одну и ту же школу, – продолжала я. – Она училась в Литтлтоне, – я вспомнила огромное дерево на лужайке перед зданием школы. – Я там проезжала мимо несколько дней назад, и знаете что?
Я ждала, что она ответит, но Лила начала теребить бутон розы на своем рукаве, словно надеясь, что он вот-вот раскроется.
– Школа и сейчас стоит на том же месте, – продолжала я. – Здание из красного кирпича. Вы его помните?
Лила как будто вознамерилась оторвать себе рукав, так сильно она тянула теперь за этот злосчастный бутон.
– Позвольте, я вам помогу, – я начала расправлять ткань на рукаве блузки. Она изучала мою руку очень внимательно, пока я это делала. – Тут нужно потихонечку… вот так.
Лила посмотрела на меня, ее яркие голубые глаза казались очень живыми – в отличие от застывшего, словно маска, лица.
– Рут?
Рут? Я улыбнулась.
– Нет, я не Рут, мисс Фальк. Я ее внучка, Эллен.
Она склонила голову набок, а потом протянула руку и коснулась замочка бабушкиного жемчужного ожерелья, которое было у меня на шее – провела пальцем по серебряной ракушке.
– Я так рада видеть тебя, Рут, – она легонько вздохнула и одарила меня мимолетной улыбкой.
Я хотела было снова ее поправить, но притормозила. Ее рука поползла чуть выше замочка.
– И я рада видеть тебя, – ответила я.
Она уставилась на меня своими сияющими голубыми глазами.
– Литтлтон? – морщинки на ее лице разбежались в разные стороны.
Я придвинула стул чуть ближе.
– Да, средняя школа Литтлтон.
Она опустила глаза на свой журнал, где была открыта страница с рекламой духов «Семь тайн». К странице была прикреплена карточка «оторви и ощути аромат», которую она оторвала и поцарапала ногтем. А потом сунула карточку мне прямо в нос.
– Понюхай, Рут, – она помахала карточкой.
Я нюхнула, ожидая, что запах будет сильным и резким, но карточка пахла гардениями, и у меня в памяти сразу же всплыло воспоминание о бабушкином садике в Сан-Франциско, где стояли большие горшки с гардениями и их белые лепестки лежали, словно только что выпавший снег, на густой темной зелени листьев…
– Пахнет чудесно.
Лила подняла голову и уставилась на меня.
– Твои волосы… ты изменила прическу.
– Прошу прощения? – я невольно коснулась кончиков волос.
Она пожала плечами и улыбнулась.
– Красиво, – сказала она. – Хотя ты всегда была красивая, – она положила карточку с ароматом гардении на лицо, словно хотела надышаться этим ароматом. – Помнишь того продавца из цветочного магазина… который всегда давал нам цветы?
Я смотрела на Лилу, которая с силой прижимала карточку к щеке, глаза ее смотрели куда-то мне за плечо, словно она видела там что-то, чего никто больше не видел.
– Да, – ответила я.
Она положила карточку мне в ладонь.
– Ромашки и маргаритки, – она вздохнула. – А однажды он дал нам гардении.
Кожа у нее на пальцах была сухая и сморщенная, к запястью тянулись тоненькие синие вены.
– И мы поставили их в вазы, – осторожно продолжила я.
– О, я свою поставила в вазу, – сказала Лила. Она посмотрела в окно, словно ожидала, что там вырастет куст гардений. – А ты свою нарисовала.
Она словно приоткрыла окно в давно не проветриваемой комнате. «Ты свою нарисовала». Ну разумеется, были и другие картины! Как я и думала. Мне ужасно хотелось наброситься на Лилу с вопросами – о картинах, об их дружбе с бабушкой, о Чете Каммингсе, хотелось выудить все-все, даже самые мелкие подробности тех воспоминаний, которые, я это знала, жили в ее памяти. Но я сдерживалась изо всех сил, буквально хватала себя за руки. И ждала, когда она продолжит говорить.
– А что тебе больше всего нравилось в моих картинах? – спросила я.
– Их можно было… – она прикрыла глаза и подняла руку в воздух: – …можно было как будто потрогать.
Она гладила ткань своей блузки, и мне очень хотелось бы знать, какую именно картину моей бабушки она сейчас видела мысленно.
Лила отвернулась, пальцы ее забегали по странице журнала, вверх-вниз, вверх-вниз, она то сминала, то снова разглаживала лист.
