Шепот стал громче, но я не унималась.
– …И тогда я хочу снять этот листочек тоже. Ну, или, скажем, какая-то тень интересная… цветок отбрасывает тень, а я раньше этого не заметила. И вот оказывается, что тень даже интереснее, чем сам цветок. Такое бывает, знаете… – я покивала. Потом посмотрела прямо на Хайдена: он сидел на краешке своего стула, бледный как смерть и с совершенно неподвижным лицом. – И вот в чем дело, – у меня во рту так пересохло, что я едва могла говорить. – Я бы не заметила этого, Хайден, если бы не остановилась и… если бы не посмотрела с правильного ракурса. Посмотрела на все… ну, так внимательно. Тщательно. Потому что, в конце концов, только так и надо поступать.
По моей щеке поползла слеза. Я очень глубоко вздохнула.
– Хайден… мне очень, очень, очень жаль, – сказала я. – Но я не могу выйти за тебя замуж.
Глава 20. Добро пожаловать домой, Пловчиха
Я пыталась открыть глаза, но веки были слишком тяжелыми. Я их терла, и моргала, и снова терла, и снова моргала… Во рту у меня пересохло, а волосы почему-то пахли рыбой. Голова моя покоилась на белой наволочке, а перед глазами, которые упорно не хотели открываться, стоял маленький столик и лампа на нем – и я их не узнавала. На столе лежали мои часы – рядом со стаканом воды. Повернув голову, я поняла, что нахожусь в таком же номере, как и мой – комната номер десять или восемь, или как там Паула говорила, только кровать здесь была не двуспальная, и мебель немного другая, и на комоде стоял кубок с фигуркой человека, который бросал… что? Дротик?! Я снова протерла глаза.
В другом конце комнаты стояла мама в розовом кашемировом свитере. Ее чемодан, раскрытый, лежал на ее постели.
Что я здесь делаю?! Я мучительно пыталась восстановить в памяти события прошлой ночи. Сначала был «Олений рог», и там все танцевали. Хайден и… Талли? Да, Хайден и Талли. А мама… у меня было такое ощущение, что моя мама играла в дартс. Но я постаралась это ощущение поскорее отогнать.
Потом пришел Рой. О боже, Рой. Он мне сказал, что любит меня. И дал мне дворец. Я взглянула на прикроватную тумбочку, ища глазами маленький домик – но его там не было. И тут я вспомнила, что я его не взяла. Отдала Рою обратно. А он отдал мне письмо бабушки. В памяти у меня вспыхнуло воспоминание о том, как мы стояли с ним вдвоем около ателье, как мигал свет…
Так, а потом был Джим. Что я ему там наговорила? Я пила виски – много виски. Скотч. Ради всего святого – скотч! Я же никогда не пила виски. А потом… караоке? Я что, действительно вылезла на сцену и пела?! Пела и… о нет… какого черта я там болтала потом?! Что-то о том, как делаются фотографии. А потом…
Хайден.
Зажав в руке уголок простыни, я зажмурилась так крепко, как только могла. Значит, я действительно разорвала свою помолвку?
Я открыла глаза и уставилась на свою руку. Кольца не было. Точно, я же вернула его Хайдену этой ночью.
– Мам? – позвала я хрипло.
Она уложила в чемодан шелковую пижаму и повернула голову.
– Доброе утро.
Тон у нее был прохладный и официальный.
– Доброе, – я с трудом привела себя в сидячее положение и сделала большой глоток воды из стакана. – Я так понимаю… вчера много чего произошло.
Она начала собирать свою косметику в розовую косметичку.
– Да, это уж точно.
Я натянула простыню до самой шеи.
– А где… все?
Я покосилась на часы на ночном столике – было почти десять.
– Там же вроде как должно было быть интервью и фотосессия, но я была…
– Все уже уехали, – ответила мама, засовывая в косметичку лосьон. – Эти люди из «Таймс» уехали утром – я как раз спускалась выпить кофе.
– А Хайден? – спросила я почти шепотом.
– Хайден тоже уехал.
Мама подошла к моей постели и протянула мне конверт – с символикой «Виктори Инн» и моим именем, написанным от руки. Почерк был Хайдена.
– Под дверь подсунул, – сказала мама и пошла к комоду, достала из ящика бледно-голубую шаль и положила ее в чемодан.
Я открыла конверт, уже понимая, что там. Внутри было письмо, написанное черными чернилами на листе белой бумаги.
«Дорогая Эллен.
У меня в голове сейчас столько мыслей. Я пытаюсь их как-то рассортировать и упорядочить, найти в этом хоть какой-то смысл. Сначала я сел и написал длинный список вопросов, которые хотел тебе задать – тебе и Рою. Я думал, что существует что-то, что я хотел бы понять, и что если я задам все эти вопросы и получу ответы, то смогу сказать тебе, где ты ошиблась и почему это ошибка возникла. И смогу доказать тебе, что это очень плохая идея – остаться с ним, что это безумие и что если ты пойдешь этим путем – ты никогда не будешь счастлива. Но потом я понял, что сейчас не время для сбора улик и доказательств, допросов и протестов. Я имею дело не с правовым вопросом. Речь идет о твоем сердце.
Я не знаю, что происходит у тебя в сердце, Эллен. Думал, что я. И надеюсь, что все-таки я – в каком-то смысле. Я убежден: что бы ты сейчас ни думала о своих чувствах к Рою – это чистое безумие, которое не продлится долго. Может быть, ты нервничаешь перед свадьбой. Может быть, сделать этот последний шаг для тебя труднее, чем ты думала. Для меня это – единственное разумное объяснение происходящего. И я рассчитываю, что как только ты вернешься на Манхэттен – ты снова станешь той Эллен, которую я знаю и которая любит меня.
Единственный совет, который я могу тебе сейчас дать – не спеши. Подумай как следует о том, чего ты на самом деле хочешь. И только потом, если ты все-таки будешь совершенно уверена, всем сердцем, что Рой Каммингс – единственный мужчина, который может сделать тебя счастливой… тогда я сам благословлю тебя.
Хайден».
Я накрылась одеялом с головой.
Как, как я могла поступить так ужасно с Хайденом? Он любит меня, и… да, я тоже люблю его. По-прежнему. Дело ведь не в том, что я больше не испытывала чувств к Хайдену – дело в том, что я испытывала гораздо большие чувства к Рою. Ну как вот такое может быть?! Как я могу любить Хайдена – любить достаточно, чтобы захотеть выйти за него замуж, и вдруг влюбиться в кого-то другого? Что это говорит обо мне? Что я эксцентрична? Что мне нельзя доверять? Что я сама себя не знаю до конца?
Наверно, я сошла с ума, подумала я. Просто потеряла рассудок. Больше никогда не поверю своим собственным рассуждениям о мужчинах. Вот сейчас мне кажется, что я люблю Роя – а если на самом деле это не так? Если Хайден прав и это все только безумное увлечение? Тогда я причиню Рою такую же боль, как Хайдену. Неужели я собираюсь разрушить жизнь их обоих?! Они этого не заслуживают. Нет, ни один, ни другой.
Значит, я не могу так поступить, подумала я. Я уже и так натворила делов. И лучшее, что я могу сейчас сделать – это сбежать, уехать, исчезнуть, вообще забыть о любви. Если я так плохо себя знаю – существует только один выход: закончить историю с Хайденом – и никогда не начинать с Роем. Я должна быть одна. Вот что я должна делать.
