– Скотина! – опять закричал Рэна, а Уокер и Финли схватили его за запястья, не давая встать с нар.
– Билл, черт бы тебя побрал! – жалобно вскрикнул Финли, когда ему в пах врезалась острая коленка.
– Повторите что-либо подобное, Коукс, – зло бросил Уокер, – и я даже пальцем не пошевелю, чтобы его остановить.
Волк покаянно поднял руку, отошел на несколько шагов назад и прислонился к стене. Когда Рэна успокоился, ему обрисовали сложившуюся ситуацию: о том, что он сдался, знает лишь очень узкий круг лиц; в ближайшее время его передадут на попечение Службы защиты свидетелей; он правильно поступил, что сам пришел в полицию, и теперь будет в безопасности. Когда Виджей получил достаточно информации и проникся к полицейским некоторым доверием, Финли, как его когда-то учили, с ходу переключился на допрос – спросил, знает ли он кого-то еще из убийственного списка, велел назвать имена людей, которые могли бы желать ему зла, и поинтересовался, не было ли в последнее время подозрительных телефонных звонков или других инцидентов.
– Могу я задать вам несколько вопросов по поводу брата? – спросил Финли с такой обходительностью, которой Волк от него в жизни не слышал.
Он постепенно подводил Рэну к теме, которая, по их общему мнению, была для него больным местом.
Волк, чтобы ничем не провоцировать ситуацию, отвел глаза в сторону и, не отрываясь, смотрел на дверь.
– Зачем? – спросил Рэна.
– Затем, что между фигурантами списка и его жертвами должна быть какая-то связь, – мягко объяснил ему Финли.
Волк закатил глаза.
– Спрашивайте, – сказал Рэна.
– Когда вы в последний раз виделись с братом?
– Году в две тысячи четвертом… может, в две тысячи пятом… – неуверенно протянул Виджей.
– Значит, на суде вы не присутствовали?
– Нет, не присутствовал.
– Почему? – спросил Волк впервые за последние пять минут. Уокер подскочил к Рэне, чтобы удержать на месте, но тот даже не дернулся, хотя и на вопрос тоже не ответил. – Хочешь я скажу, почему ты ни разу не явился на процесс над собственным братом? – продолжал Волк, напрочь игнорируя сердитые взгляды Уокера и Финли. – Ты заранее знал, что он виновен!
Рэна промолчал.
– Ты давно знал, что он будет делать, поэтому заранее сменил имя, чтобы от него отгородиться!
– Я понятия не имел, что он задумал…
– Знал! – крикнул Волк. – И даже пальцем не пошевелил, чтобы его остановить. Сколько лет твоей дочурке?
– Коукс! – завопил Уокер.
– Сколько? – заорал в ответ детектив.
– Тринадцать, – пробормотал Рэна.
– Твой братец, не останови я его, мог бы сжечь заживо и твою дочь! Она его знала и, вероятно, доверяла. Как, по-твоему, смог бы он устоять перед такой легкой добычей?
– Прекратите! – закричал Виджей, будто ребенок, закрывая руками уши. – Прекратите, прошу вас!
– Ты, Виджей Халид, мой должник! – заорал Волк, брызгая слюной.
С этими словами он забарабанил в дверь камеры, предоставив Финли и Уокеру право утешать хнычущего Рэну.
В пять минут восьмого вечера Волку позвонили, пообещав прислать кого-нибудь в половине одиннадцатого. Служба защиты свидетелей все еще подбирала опытных сотрудников, проводила инструктаж и подыскивала подходящий дом с учетом нависшей над Рэной угрозы. Эту новость Волк сообщил Уокеру и его людям, которые даже не попытались скрыть, что он и без того уже злоупотребил их гостеприимством.
Утомившись от их косых взглядов, он решил купить какой-нибудь еды для себя, Финли и задержанного (в виде меры предосторожности запретив напарнику кормить Рэну чем-либо другим). Детектив великодушно предложил купить всем чипсов – не оттого, что считал себя чьим-то должником, а лишь из опасений, что с пустыми руками его обратно не пустят.
Волк натянул влажный плащ, и один из полицейских открыл перед ним бронированную дверь. Тяжелая железная плита гасила звуки бушующей на улице грозы. Волк побежал в направлении проспекта, ныне безлюдного и пустынного, стараясь соизмерять свои шаги с мини-цунами, накатывавшими каждый раз, когда по глубокой луже проносилась машина. Найдя забегаловку быстрого питания, он перешагнул порог и ступил на мокрый, забрызганный грязью пол. Когда он закрыл за собой дверь и отгородился от оглушительного дождя, у него в кармане зазвонил телефон.
– Волк, – ответил он.
– Привет, Билл, это Элизабет Тейт, – произнес глубокий, с хрипотцой, голос.
– Чем могу быть полезен, Лиз?
Элизабет Тейт была жестким и решительным адвокатом. Вот уже тридцать лет она выступала на переднем крае защиты задержанных (от пьяниц до убийц), неспособных самостоятельно нанять адвоката, и была единственной, кто поддерживал всех отчаявшихся и оказавшихся в изоляции. Помимо этого она предоставляла целому ряду полицейских участков в центральной части Лондона услуги дежурного юрисконсульта, и хотя их мнения по самым разным вопросам значительно расходились, Волк Элизабет любил.
Там, где другие законники врали без зазрений совести, не ради клиентов, вина которых не вызывала сомнений, но лишь в угоду собственному эго, Элизабет защищала своих подзащитных в дозволенных законом рамках, но не более того. Несколько раз, когда женщина искренне верила в невиновность клиента, им доводилось ссориться. В таких случаях она сражалась неутомимо и страстно, как и полагается одному из лучших адвокатов города.
– Я так думаю, ты сейчас охраняешь господина Виджея Рэну, – сказала она.
– Рубленая ветчина и чипсы, две порции, пожалуйста, – заказал за его спиной чей-то голос.
Волк определился с ответом и прикрыл трубку телефона ладонью.
– Не знаю, о чем ты…
– Брось, мне звонила его жена, – сказала Элизабет, – в прошлом году я уже представляла его интересы.
– В деле об уклонении от уплаты налогов?
– Без комментариев.
– Значит, уклонение от уплаты налогов.
– Я уже говорила с Симмонсом, он согласен, чтобы я встретилась с подзащитным вечером.
– Это невозможно.
– Ты хочешь, чтобы я прямо по телефону зачитала тебе выдержку из Уголовно-процессуального кодекса? Только что я двадцать минут втолковывала точно то же самое твоему боссу. Господин Рэна не только находится под защитой полиции, он еще арестован по обвинению в совершении преступления. И ты, и я прекрасно знаем: все, о чем он расскажет в ближайшие два дня, может еще больше усугубить его вину, что явно не будет способствовать справедливому рассмотрению дела в суде.
– Я сказал нет.
– Если решишь обыскать меня, я возражать не буду, равно как и против иных мер предосторожности, которые ты сочтешь нужным.
– Нет.
