– Но ведь до окончания судебного разбирательства вам запрещалось общаться с журналистами, разве нет?
– Вы помните этот процесс? Легче было не дышать, чем увернуться от встречи с ними.
Финли в голову вдруг пришла мысль. Он покопался в папке и положил на стол еще одну фотографию.
– Вы говорите, что к вам обращались несколько журналистов. Вот этого среди них случайно не было?
Женщина внимательно всмотрелась в снимок.
– Да! – ахнула она, и Финли стал ловить каждое ее слово. – Это же тот человек, которого убили на глазах у зрителей! Джерред Гэрланд. Боже мой, я его сначала не узнала. Тогда у него были длинные сальные волосы и борода.
– Вы уверены? – спросил Финли. – Взгляните еще раз.
– А что тут смотреть? Эту пронырливую улыбку я бы узнала где угодно. Если не верите, можете сами проверить. Как-то вечером он явился ко мне домой. Я попыталась выставить его из квартиры, а когда он отказался, вызвала полицию.
Эдмундс, не отдавая себе в этом отчета, то и дело прикасался к шишке на голове, где медсестра наложила на кожу несколько швов. В больнице, дожидаясь своей очереди, он без конца прокручивал в голове разговор с Волком и почти дословно занес его в блокнот. Молодой полицейский никак не мог понять, почему старший коллега так превратно истолковал его действия.
У парня совсем не было сил. Почему Коукс воспринял его слова как обвинение? Он в чем-то был виноват? Волк действительно вспомнил то дело или это была ложь? Неужели он умышленно не вложил в дело результаты нового анализа крови? Его неожиданная реакция вполне могла оказаться самозащитой.
Единственным положительным результатом поездки в больницу стало то, что Тиа не только ответила на его смс, но и предложила отпроситься с работы, чтобы обеспечить за ним уход, но он успокоил ее и заверил, что с ним все в порядке. Они договорились, что до конца недели девушка поживет у матери, поскольку все это время его почти никогда не будет дома, а потом он все наверстает и уладит.
После этого Эдмундс с чистой совестью сел на поезд до Уотфорда, поймал такси, приехал в архив и с методичностью робота прошел все процедуры, необходимые для получения доступа в хранилище. Но у небольшой конторки рядом с лестницей вдруг остановился. Обычно молодой детектив проходил мимо этой двери с надписью «Администратор», но на этот раз вежливо постучал и переступил порог.
Невысокая, среднего возраста женщина за экраном древнего компьютера выглядела вполне предсказуемо: мертвенно-бледная кожа, очки с сильными диоптриями и растрепанные волосы. Она поприветствовала его с энтузиазмом пожилой, соскучившейся по общению родственницы, и Эдмундс понял, что стал первым посетителем, заглянувшим к ней за довольно долгое время. Он согласился сесть, но от чая отказался, опасаясь, что это обернется для него потерей целого часа драгоценного времени.
После того как она рассказала все о покойном муже Джиме и о дружелюбном привидении, которое, как она клятвенно заверяла, бродит в склепе, Эдмундс ненавязчиво вернул разговор в нужное ему русло.
– Значит, мимо вас пройти невозможно? – спросил он.
– Что вы! Мы сканируем штрихкоды, причем как на входе, так и на выходе. Стоит человеку сделать хоть шаг без действующего кода доступа, как в хранилище включается сигнализация.
– И вы всегда знаете, кто и зачем сюда приходит? – спросил Эдмундс.
– Разумеется.
– В таком случае мне нужны все дела, которые когда-либо запрашивал детектив-сержант Вильям Коукс.
– Все? – удивленно спросила она. – Вы уверены? Раньше Билл был у нас частым гостем.
– Все. До единого.
За четыре года до этого. Больница Святой Анны
Воскресенье, 17 октября 2010 года
9 часов 49 минут вечера
Волк медленно тащился в свою палату в ожидании десятичасового обхода. Ободранный коридор заливал искусственный свет и наполняли запахи тележки с горячим шоколадом, которая так только называлась, потому как напиток, и без того едва теплый, становился все холоднее каждый раз, когда очередной пациент выплескивал его в лицо санитару.
Детектив мял в руке маленький пластилиновый шарик, украденный неделю назад у Розовых Леди, который он каждую ночь превращал в самодельные беруши. Хотя полностью заглушить нескончаемые крики было невозможно, это нехитрое приспособление позволяло хотя бы дистанцироваться от ужасов больницы.
Он миновал несколько открытых палат, обитатели которых выдавливали из телевизора последние мгновения перед тем, как вступит в действие обязательный комендантский час, повернул в следующий пустынный коридор и вдруг услышал какой-то шепот. Когда до него дошло, что в погруженной во мрак палате кто-то читает молитву, он отпрянул, решив держаться от двери подальше.
– Детектив, – произнес едва слышный голос.
Вновь пошел речитатив. Волк замер на месте, опасаясь, что ему все послышалось, что лекарства в который раз сыграли с ним злую шутку. Он вгляделся во тьму. Дверь была приоткрыта. Полоска света из коридора озаряла лишь грубый пол да фрагмент черного торса, склонившегося в молитве над босой ногой. Билл собрался было уйти, но вновь услышал шепот.
– Детектив, – повторил тот же голос.
Волк подошел к массивной двери и толкнул ее. Она устало скрипнула на старых петлях, неохотно распахнулась, и Коукс, не переступая порога и оставаясь в коридоре, где он чувствовал себя пусть в относительной, но все же безопасности, потянулся к выключателю, расположенному, как он помнил, где-то справа.
Временно бездействовавшая люминесцентная лампа зажужжала и ожила, но поскольку ее перед этим замазали то ли объедками, то ли кровью, издаваемое ею сияние, отбрасывавшее на стены черные тени, больше напоминало пламя свечи. В небольшой комнатенке воняло какой-то заразой и горелой пластмассой.
Джоэл осекся на полуслове и прикрыл глаза от потока грязного света. На нем было лишь поношенное нижнее белье, неспособное скрыть множественные шрамы на теле. Но они отнюдь не являлись следами жестоких стычек или несчастного случая – рубцы нанесли собственноручно. По темной коже были разбросаны кресты разных форм и размеров, одни порезы от времени потемнели, другие выглядели свежими, багровыми и воспаленными.
В целом комната вполне соответствовала ее обитателю: на покрытой желтыми пятнами кровати лежала Библия с окровавленными страницами. Многие из них были грубо вырваны из своих Евангелий и приклеены слюной где только можно, накладываясь друг на друга в тех местах, где слово господне не умещалось в тесном пространстве палаты.
Будто вынырнув из транса, Джоэл медленно поднял на Волка глаза и улыбнулся.
– Детектив, – тихо произнес он и широким жестом обвел комнату, – я очень хотел, чтобы вы это увидели.
– Зачем? – шепотом спросил Волк, вежливо прикрывая нос. – Мне это ни к чему.